Вздыхая, мальчик хлопал длинными ресницами и с грустью наблюдал, как его сверстники весело подбрасывали вверх охапки кленовых листьев и радостно кричали:
– Ура! Ура! Ура! Осенние каникулы!
Мальчик не спеша слез с подоконника и, сгорбившись, направился в зал, где прилег на скрипучую тахту. Взяв в руки толстую книгу, он принялся с удовольствием перечитывать дорогие сердцу сюжеты.
Научившись читать в пять лет, в свои неполные девять он почти наизусть знал все рассказы, романы и трилогии любимых писателей – Жуль Верна, Александра Дюма, Кира Булычева и многих других великолепных авторов. Сцены с отважными героями уносили его в тот прекрасный мир, где он, мальчик с врожденным недугом астмы, мог вообразить себя положительным персонажем и отчаянно сражаться со злом во имя добра и справедливости.
В его детском сознании морской ветер раздувал паруса огромных кораблей, плывущих по волнам навстречу немыслимым приключениям. Пираты в красочных одеждах с изогнутыми саблями шли на абордаж и, ухватившись за мачтовые тросы, бесстрашно бросались в огненную пучину морских сражений.
Увлекшись чтением, буквально глотая страницы одну за другой, мальчик не заметил, как в квартиру зашла мама. Быстро снимая с головы платок, она громко спросила:
– Привет, Гошка, как ты себя чувствуешь?
Мальчик, не отрывая взгляда от книги, вдумчиво ответил:
– Чувствую себя неплохо, вот только мой ингалятор почти выдохся.
Мать суетливо забежала на кухню, открыла холодильник и, хлопнув в ладоши, недовольно крикнула:
– Ты что, целый день ничего не ел?
Мальчик медленно приподнялся с тахты и хрипло проговорил:
– Мама, я же сказал, что у меня ингалятор выдохся, а после еды у меня наступает жуткая одышка, поэтому я не стал кушать, да мне и не хотелось.
Мать зашла в комнату и с сожалением сказала:
– Так что же ты молчал? Я все деньги на рынке потратила, отец твой непутевый сегодня обещал приехать.
Мальчик радостно улыбнулся и громко крикнул:
– Папа приедет?! Это же очень хорошо! Мой папа, он самый лучший в мире!
В девять часов вечера возле подъезда тихо остановилась бежевая «Волга» ГАЗ-21. Из машины вышли трое мужчин и, выгрузив большие дорожные сумки из багажного отделения, озираясь, направились прямиком в подъезд многоэтажного панельного дома.
Увидев отца на пороге квартиры, мальчик с радостью крикнул:
– Папа! Ура, папа приехал, где ты так долго был?
Худощавый мужчина среднего роста, лет тридцати пяти, в длинном драповом пальто, с трехдневной щетиной на лице, медленно снял матерчатую фуражку с головы, устало улыбнулся, присел на корточки возле сына и, обхватив того за бока, тихо сказал:
– Было очень много дел, сынок. Сам должен понимать, ты уже большой.
За его спиной показались два силуэта. Мужчина, прищурив глаз, нехотя повернулся и спокойно сказал:
– Сумки оставьте в прихожей, я потом разберу. Благодарю за содействие, старшому своему передайте, что я его сам найду.
Парни, молча оставив груз, быстро вышли и закрыли за собой дверь.
Отец из внутреннего кармана пальто достал красочную книгу и, усмехнувшись, передал ее сыну:
– Держи, Георгий, специально для тебя из Ленинграда вез. Новейшая фантастика, думаю, тебе понравится.
Мальчик раскрыл широко глаза и в изумлении ахнул. Отец медленно встал, прошел в угол прихожей, повесил пальто на вешалку, пригладил волосы и хрипло спросил:
– А мать где?
Мальчик, с интересом разглядывая красочный подарок, ответил:
– Она на кухне, на стол накрывает. Мы ждали тебя, думали, ты пораньше приедешь.
Отец не спеша прошел на кухню. После небольшой паузы мальчик услышал крик матери:
– Ну и где тебя на этот раз носило? Полгода как в воду канул, я уж думала опять двадцать пять, загребли болезного.
Отец хриплым голосом ответил:
– Успокойся, Нина, все в порядке, работа у меня такая.
Мать с надрывом выкрикнула:
– Знаю я, какая у тебя работа! Первый раз упекли на пять лет, ждала! Вернулся с туберкулезом в обнимку, оттого и Гошка такой родился. Второй раз на семь лет с конфискацией, опять пишите письма в никуда. Но ты учти, Илюша, третьего раза не будет, поверь мне на слово! Всю мою жизнь погубил, даже не расписавшись!
Отец закашлял в кулак и тихо прохрипел:
– Не канючь, Ниночка, лихие времена настают. Слышала, что по телевизору говорят? Перестройка, тысяча девятьсот восемьдесят шестой год! Теперь уж заживем как люди.
Мать, всхлипывая, негромко проговорила:
– Какая к черту перестройка, в магазинах шаром покати, за хлебом