Щёки Нины в ответ вспыхнули ещё ярче благодарным румянцем. Провожатый протянул руку к её запястью, однако Самохина по-взрослому подхватила его под локоток, прижалась к нему, и они зашагали вдоль забора, не находя темы для разговора от церемонности и деликатности момента.
– …Ну и как я тебе? – наконец осведомилась модница, ступая на дощатый тротуар, отчего её модельные туфельки звонко зацокали. – Нравлюсь?
– Не то слово, – отвечал Кондрашов, стараясь не шлёпать сапогами по мокрым доскам. – Я сражён наповал.
– Хоть сейчас под венец? – не успокаивалась девушка, продлевая период мужского признания в восхищении ею.
– Ну…если жениха подыскать.
– А ты-ы?
– В таком-то виде? – критически усмехнулся юноша.
– Ты для меня и такой бы сгодился, – высказала ответную любезность первая деревенская красавица. – В порядке особого исключения!
И на волнующем пике взаимной откровенности, путь парочке преградил перекрёсток, разбитый от распутицы в грязное месиво.
– Ваши предложения, сударь, – озабоченно обратилась Нина к Юрию, бережливо переступая в своих модельных «лодочках».
– Нет таких преград, сударыня, что остановили бы русского первопроходца! – проговорил тот с напускной невозмутимостью.
И не успела модница охнуть, как он подхватил её, плотно притиснул к груди и понёс через грязь.
– Юра, так ты повёл бы меня к алтарю? – касаясь его лица душистым локоном, томно проворковала девушка.
И она выдержала продолжительную паузу.
«Ох, и умеют же дамы задавать сложные вопросы в наиболее неподходящие моменты!» – посетовал про себя озадаченный носильщик пикантной ноши, разом постигая на практике и особенности женского духовного устройства, и выбирая безопасный маршрут, а также храня молчание из-за перебора вариантов адекватного ответа.
Решение нелёгкой (в прямом и переносном смыслах) задачи осложняло три привходящих фактора. Во-первых, Самохина была ладной, но и весьма крупной девицей. Во-вторых, Юрий впервые в жизни удостоился чести прижимать к себе отнюдь не мешок с овсом, а «занозу сердешную». И это значило, что справиться с мужской миссией нужно было легко и элегантно: без пыхтения и сопения, всхлипов и кряхтения, надрыва и судорожных рывков. И, в-третьих, предстояло дать обязывающий