Итогом ночного спектакля был недосып и испорченное настроение у всех жителей подъезда. Кроме сладкой парочки.
Ниночке негатива добавили еще и воспоминания о вчерашнем происшествии. Тревожила пропавшая статуэтка и сдвинутые ведра. Осторожно встала с постели, чтобы не потревожить спящее тело мужа, умылась, оделась и вышла в подъезд.
На втором этаже щелкнула дверь, приоткрылась. Лилия Сигизмундовна, следившая в дверной глазок за жизнью всего подъезда, в шикарном бархатном халате до пола и домашних туфлях выплыла на площадку. Это была большая женщина, хоть и маленького роста, поэтому просто обойти ее было трудно, и Нина остановилась под осуждающим взглядом.
– Душа моя, – начала соседка хорошо поставленным низким голосом. Если бы факт ее работы нянечкой в детском саду не был самой дамой широко обнародован, можно было бы подумать, что она оперная певица. – Я хотела бы сделать тебе замечание. Ты совсем не ухаживаешь за своим мужем. Поздно приходишь с работы, плохо следишь за одеждой. С такой-то внешностью и растянутые треники! Куда это годится! Знаешь сколько сейчас одиноких женщин? Ведь уведут. Поверь моему опыту!
– Лилия Сигизмундовна, при всем моем уважении, я не могу с вами разговаривать: спешу на работу. – Тоненькая фигурка, наконец, прошмыгнула почти под рукой атаманши. – Я приму к сведению ваши замечания.
Иногда эта женщина казалась Нине той самой свекровью, о которой сочиняют анекдоты и рассказывают обиженные невестки. Дама, совершенно не понимая неуместности своих замечаний, вмешивалась в жизнь Оленевых, и не только их.
На первом этаже у нехорошей квартиры ее караулил Сема, видимо, услышав голоса сверху. Иногда Ниночке казалось, что выход и вход в их подъезде – это квест с препятствиями.
– Дай сотню, с получки отдам, плохо мне. – Действительно, руки и ноги алконавта тряслись, в глазах полопались капилляры.
– Сем,