– Сними и это и ложись под одеяло – тебе нужно согреться. Я тебя не трону… Если хочешь, я даже могу поспать в кресле.
Последнее предложение было большой жертвой с его стороны, к тому же он всегда был согласен с северной традицией, считающей, что лучшим средством при переохлаждении является не одеяло, а «грелка во все тело».
Есения молча сняла трусики и положила их на горку мокрой одежды.
У Леонида побежали мурашки по телу. Он старался не смотреть на Есению, хотя это было очень нелегко.
«Да, усну я сегодня, пожалуй!» – усмехнулся он про себя, ощущая недвусмысленную реакцию своего тела.
Есения подошла к нему вплотную и тихо сказала:
– Ты тоже можешь простыть. Ложись со мной, я больше не боюсь… И это сними, – она легонько коснулась краешка его плавок.
– Ложись, я сейчас, – прерывающимся голосом ответил Леонид и, схватив полотенце и халат, пулей выскочил в коридор.
Переведя за дверью дух и стараясь тише шлепать босыми ногами, он пробрался в ванную комнату.
Сев на краешек ванны, он уставился на свои подрагивающие руки. Потом перевел взгляд на свои плавки – в их мокрой неволе томился готовый к восстанию узник… Пожалев его, он стянул влажные, холодные и прилипающие к телу плавки и, не рискуя в эдакой тишине включать душ, пустил в ванну из крана тихую струйку горячей воды.
Машинально намыливая свое тело и ополаскивая его теплой водой, он пытался оттянуть момент принятия решения. Одно дело – предаваться страстным поцелуям на берегу моря, другое – лечь с Есенией в постель, чувствовать ее тело рядом и, зная о ее невинности, бояться собственной несдержанности…
Когда через десять минут Леонид смывал мыло с в сотый раз намыленного тела, уже начавшего поскрипывать под руками, он понял, что дальше тянуть нельзя.
Выбравшись из ванны, он насухо вытерся, накинул халат и вернулся на цыпочках в комнату.
Было тихо. Если Есения и не спала, то лежала молча.
Леонид подошел к кровати, постоял, потом быстрым движением скинув халат, отогнул край одеяла и скользнул под него.
Через несколько долгих секунд Есения повернула к нему лицо и остановила на нем свой характерный долгий взгляд.
– О чем ты думаешь? – спросил Леонид, приподнявшись на локте.
– О нас, о том, что я сегодня стану женщиной и, возможно, зачну, как положено, ребенка, который будет расти во мне – там, где предназначено природой, – и родится, как все нормальные дети…
– О господи, Есения! – простонал он, откидываясь обратно на подушку. – С такими мыслями ты никогда не станешь женщиной…
– Почему?
– Да потому, что они не хуже ледяного душа остужают… Ты не можешь хотя бы сейчас не думать об этом? Посмотри на себя – ты же совершенно нормальный человек, и какая разница, как тебя зачали!
– В том-то и дело, что меня не зачинали, а…
– А отпочковали, – закончил он за нее. – Ну и что? Значит, ты родилась, как настоящая таукитянка.
– Кто-кто? – переспросила Есения.
– Дед Пихто! – передразнил Леонид