Мужики опасливо подходили ближе. Их отрезвил выстрел, они обрели лица и голоса. Соседи по дому.
– Ты как?
– Вставай. – Один подал мне руку, но я, повиснув на ней, бессильно опустилась обратно в пыль.
– Ты чего сорвалась-то? – Он присел на корточки возле меня.
– Это же Сашка, Валерки Никифорова дочка!
– И ружье его.
Я перевалилась на живот, искупав в пыли нос и щеку, поднялась на четвереньки. Все отступили на шаг. Помогая себе руками, встала. Голова кружится, но сознание ясное. Переступила через ружье, подошла к кабарге и опустилась на колени. Она еще дышала, под ней разливалось бурое пятно. В боку – страшная развороченная рана, из нее каплями сочились остатки крови. Кровь подобралась к моим голым ногам, испачкав колени. Только сейчас я поняла, что выбежала из дома в трусах и футболке, хорошо хоть длинной.
Кабарга вздохнула в последний раз, потом вздрогнула всем телом и замерла. Я опустила ее веки, немного подержала, чувствуя тепло уже мертвого животного, убрала пальцы.
– Прости меня.
Я оглянулась. Зрители были на месте, хоть и молчали. Справа полыхнуло – это Вера выпрыгнула из своего окна на первом этаже. Она подлетела огненным ураганом, подхватила меня под руки, стала оттаскивать от оленька, но я отбивалась. Так мы, перемазанные кровью, толкались, пока рассудок не вернулся ко мне. Я свалилась на колени перед кабаргой и заплакала.
– Идем, идем, хватит, – повторяла за спиной Вера.
Она схватила меня за руку и потянула. Я встала, хрипло попросила:
– Возьми ружье.
Вера со второй попытки подняла его – оно было очень тяжелым, – неловко обхватила обеими руками и несла дулом вперед. Я шла за ней, но развернулась и бросилась обратно к кабарге.
– Идем отсюда, – позвала Вера.
– Надо ее забрать, – ответила я.
Я взяла оленька поперек туловища, прижала раной к футболке. Ее ноги и голова безжизненно свесились. Так, под молчаливыми взглядами соседей, под звуки работающих телевизоров, мы поднялись в мою квартиру.
Вера положила ружье в распотрошенную коробку, потом пошла к выходу. Я хотела попросить ее остаться, но поняла, что она идет за патронами. Вера спустилась вниз, подобрала их, потом бросила в коробку с ружьем и задвинула ее обратно под диван.
– Ты совсем с катушек съехала? – спросила она.
Я не нашлась что ответить.
Мы положили кабаргу в ванну. Она лежала, склонив голову в лужицу в ржавой выемке.
Я ждала наказания за стрельбу во дворе, но пришедший вечером участковый нарвался на отца.
– Говорю тебе, эти бакланы сами виноваты, – говорил отец, сверкая наколками на руках и груди. – Я б им по чану надавал. Начальник, выпиши штраф да иди своей дорогой.
Милиционер, тоже одуревший от жары и дыма, в расстегнутой рубашке, взглянул на меня, на лежавшую