– Гришка?! Ну, красавец! Ну, враг!.. Ты тут зачем?
Они обнялись.
– Матушка послала – мир добыть у турок…
– И ты… ее оставил?! Оставил Петербург? С ума спрыгнул?
– Глупец ты, Алеша… Я – все для нее! Я ей руку на спину положу – и уж обмерла… Баба, одно слово! Знаешь, как она величала меня, посылая?.. «Ангел…» «Посылаю ангела мира к этим страшным бородатым туркам».
И он захохотал.
– Прост ты, Гриша, ох как прост… Неужто не понял, что случилось? Она нас обоих из Петербурга отослала!
Но Григорий только смеялся.
А потом он получил пакет из Петербурга…
Григорий читает письмо – в бешенстве комкает бумагу, топчет ногами. И крик, вопль:
– Лошаде-е-ей!!
И уж карета мчит через всю Россию.
– Гони, гони! – вопит из кареты обезумевший Григорий.
– Куда гнать-то, милок? Во дворце уже другой! – усмехнулся старик.
Улыбающееся благосклонной улыбкой лицо Екатерины.
– Я многим обязана семье Орловых. И осыпала их за то богатством и почестями. И всегда буду им покровительствовать. Но мое решение неизменно. Я терпела одиннадцать лет! И теперь хочу жить, как мне вздумается. И вполне независимо…
– Уже появился во дворце другой Гришка – Потемкин. Главный фаворит. Это мы его во дворец ввели когда-то. И за то ненавидел он нас – ох ненавидел! И мы его…
– Что касается вас, Алексей Григорьевич, расположение мое к вам неизменно. Вы по-прежнему являетесь начальствующим над нашим флотом в Средиземном море. И никто по-прежнему не вправе требовать ни в чем у вас отчета. Надеюсь, что пребывание ваше в Италии и впредь будет столь же приятным, – улыбнулась с портрета Екатерина.
– Это был приказ: сидеть в Италии, а в Петербург ни ногой. Боялась нас матушка, – засмеялся старик, – Гришку-брата целый год в Петербург не пускала. Потом пустила. А меня – нет. Двое Орловых – слишком много для одного Санкт-Петербурга! Крепко запомнила…
Лицо Григория:
– Как думаешь, матушка, достаточно мне месяца, чтобы сбросить тебя с престола, коли захочу?..
– И вот тогда, в Италии… – прошептал умирающий старик.
Екатерина усмехнулась на портрете.
– Никого… Никого ты не любила… ни Гришку Потемкина, ни Гришку-брата… ни всех бесчисленных твоих любимцев случая… И я тогда никого не любил. И оттого мы так хорошо понимали друг друга… пока тогда в Италии…
Старик вновь увидел лицо той женщины.
Она склонилась над постелью…
Его сын наклонился над постелью – Александр Чесменский, незаконный сын.
– Папенька, Александр пришел… – сказала Анна.
– И румянец у него чахоточный, – беззвучно шептал старик, – ее румянец.
– Он не узнаёт, – жалко сказала Анна молодому человеку, – побудьте пока в той комнате, Александр.
– Впору причащать, – сказал сзади Изотов.
– За