Антон перехватил на себе взгляд Мирославы и с выражением стал рассказывать:
Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдет,
Раскрываются тихо листы,
И я слышу, как сердце цветет.
И в больную, усталую грудь
Веет влагой ночной… я дрожу,
Я тебя не встревожу ничуть,
Я тебе ничего не скажу.
В классе воцарилась тишина. Антон не сводил взгляда с Мирославы, отчего создавалось ощущение, что он читал стихотворение только для неё.
– Неожиданно. Афанасий Фет? – поинтересовалась учительница.
– Да. Это один из моих любимых поэтов.
Мира вспомнила, как несколько минут назад она хотела спросить Антона о его непонятной фразе.
«Неужели это стихотворение было ответом на мой вопрос? Нет, такого не может быть», – не верила Мира, но на всякий случай решила у новенького одноклассника ничего не спрашивать. Как мог Антон знать, о чем думает Мирослава, и дать ей ответ заранее?
Антон вернулся на свое место. Он сидел неподвижно, уставившись в одну точку перед собой. Мирослава старалась не привлекать к себе внимания, затаившись за партой. Так прошла вся оставшаяся часть урока. Когда наконец-то послышался звонок, Мирослава облегченно вздохнула.
– Что? Тяжело со мной? – обратился к ней Антон.
– С чего ты взял?
– По твоему вздоху все понятно.
– Ничего тебе не понятно.
– Тогда объясни мне.
Мирослава одарила соседа пронзительным взглядом, после чего сделала очередной глубокий вздох.
– Пойдем лучше на следующий урок, – Мира схватила портфель и направилась на выход.
Она не стала никого дожидаться, а решила отнести вещи в кабинет математики, который располагался недалеко от кабинета литературы. Оставив портфель на стуле, Мирослава вышла в холл и села на одну из свободных скамеек. Она наблюдала, как мимо неё в класс прошли Антон и Алина, следом за ними шли Вадим и Ольга. Постепенно подтянулись и все остальные одноклассники.
В холле становилось шумно с каждым появившимся учеником. Мирослава сидела на скамейке, стараясь успокоиться, но у нее это плохо получалось. Не понимая почему, она злилась и на себя, и на Антона. На себя она злилась, конечно же, намного больше, чем на новенького одноклассника.
Когда Мирослава поднесла руку к лицу, чтобы поправить выбившуюся из хвоста прядь волос, она громко вскрикнула. Её голос пропал в общем шуме, которым был наполнен холл. Она обезумевшим взглядом смотрела, как из её рук выползали пауки,