Сытно рыгнув, утёршись убрусом, Жихарь оглядел ватагу, сказал твёрдо:
– Медов, пива боле не пьём, завтрева в Новгород выезжаем.
У ватажников кусок в горле застрял. Родогор с усилием проглотил непрожёванную гусятину, поперхал, мотнул головой, спросил с подковыркой:
– Ты чего, Жихарь, ай, приснилось чего или перепил вчерась?
За Родогором загалдели все разом.
– Почто торопиться? Потеплеет – поедем.
– В Полоцке, вона, как привечают. От добра добра не ищут.
– Князь к нам благоволит, и кун дал, и поминок, седмицу кормиться можно.
Смеян насмешничал:
– По бабе заскучал? Ай, в Полоцке ласковых вдовиц не сыщется?
– В Новгороде нас тоже не тумаками потчуют – и сыты, и пьяны, – отвечал Жихарь.
Отделывался отговорками. Истинную причину возвращения в Новгород не раскрывал. Пускаться среди зимы в дальнюю дорогу от тепла и обильных кормов никому не хотелось. Уговоры не действовали, и вожак прибегнул к последнему средству:
– Не хотите ехать, и не надо. Как хотите, один поеду.
Проделать в одиночку зимой путь от Полоцка до Новгорода – предприятие небезопасное и сомнительное. Жихарь был упрям, да и причина была весомая. Над родным городом нависла беда. Угроза подействовала. Упрямство вожака было хорошо известно. И лошадь, и сани принадлежали Жихарю. Ходить пешком, таскать на себе весь скоморошичий скарб хотелось ещё меньше, чем нежданно-негаданно пускаться в дальний путь. В знак примирения выпили ещё по чаше.
Как ни терпелось новгородцу тронуться в путь, пришлось на день задержаться.
– Слушай, вожак, не знаю, чего тебе засвербело в Новгород торопиться, дело твоё, по мне всё едино, что Новгород, что Полоцк. Дак надо бы изготовиться. Серые встретятся, на твоей лошадёнке не уйти нам. А они сейчас в стаи сбились, – лениво говорил Родогор, глядя, как Жихарь исправляет упряжь.
Жихарь метнул взгляд на гудошника, дёрнул головой, сплюнул.
– Правду речешь. Ни пеньки, ни смолы нет, да и стрел надобно прикупить.
Следующий день готовили пламенники и горючие стрелы.
Прощаясь с хозяином, вожак почему-то сказал, что едут в Чернигов. Ватажники удивлённо переглянулись.
На Святках собрались уличанские мужики в избе своего старосты Мирона-ковача. Жил староста в большой избе с подклетью, ещё дед Мирона в ней новоселье справлял. В светлице в красном углу висела икона, под ней стоял пшеничный сноп, на полке – оберег, рогатый Велес. Выпили по чаше-другой заговорили вразнобой о наболевшем. Наболевшее и у кожемяк, и сапожников, и кузнецов было одно – мыто. Всех перекричал Валуй, большой мастер по черевьям для женских ног. От женского упрямства да привередливости поневоле крикуном станешь.
– На мытников никакого укорота не стало. Гребут в свои кошели. Ходили сапожники к воеводе Коснячке, и говорить не стал, и со двора взашей выгнали.
– Поставили козла капустник