Вечер. Горит коптилка. Поезд медленно тащится. Часто и вовсе останавливается из-за всяких неисправностей.
Покачиваются ранцы. Дымят трубки. Собака, взобравшись ко мне на колени, мирно спит. Адольф Бетке перебирается ко мне и гладит ее.
– Ну вот, Эрнст! – помолчав, говорит он. – Пришло время нам расстаться.
Я киваю. Странно, но я совершенно не представляю себе, как буду жить без Адольфа, без его зорких глаз и спокойного голоса. Он взрастил меня и Альберта, пришедших на фронт неопытными новобранцами, и я думаю, что, не будь Бетке, я вряд ли остался бы в живых.
– Мы должны с тобой часто встречаться, Адольф. Непременно, – говорю я.
Меня ударяют каблуком по лбу. Над нами в багажной сетке сидит Тьяден и усердно пересчитывает свои деньги: он прямо с вокзала собирается в бордель. Чтобы заблаговременно настроиться соответствующим образом, он делится опытом с несколькими солдатами. Никто не воспринимает это как свинство: его охотно слушают, – речь ведь не о войне.
Сапер, у которого не хватает двух пальцев, рассказывает с гордостью, что его жена родила на седьмом месяце и все-таки ребенок весил целых три килограмма. Леддерхозе подымает его на смех: этого, мол, не бывает. Сапер не понимает и по пальцам считает месяцы между побывкой дома и рождением ребенка.
– Семь. Так оно и есть. Я не ошибся, – говорит он.
Леддерхозе икает, двусмысленная усмешка кривит его лимонно-желтое лицо:
– Значит, кто-нибудь за тебя постарался.
Сапер пристально смотрит на него.
– Что? Ты что там несешь такое? – говорит он, запинаясь.
– Что ж тут непонятного? – гнусавит, потягиваясь, Артур.
Сапера бросает в пот. Он снова считает. Губы у него дрожат. У окна корчится от смеха бородатый толстяк, обозный ездовой.
– Ох и осёл же, ну и осёл…
Бетке встает.
– Заткнись, толстомордый! – говорит он.
– Почему? – спрашивает бородач.
– Потому что заткнись. И ты тоже, Артур.
Сапер побледнел.
– Что мне теперь делать? – беспомощно бормочет он и высовывается из окна.
– Самое лучшее, – задумчиво изрекает Юпп, – жениться, когда дети совсем взрослые. Тогда такая история никогда не произойдет.
За окнами тихо скользит вечер. Темными стадами легли на горизонте леса, поля слабо мерцают в тусклом свете, падающем из окон поезда. Нам осталось всего два часа пути. Бетке встает и приводит в порядок свой ранец. Он живет в деревне, за несколько остановок до города, и ему выходить раньше нашего.
Поезд останавливается. Адольф пожимает нам руки. Неловко спотыкаясь на маленьком перроне, он озирается, и взгляд его в одно мгновенье впитывает в себя пейзаж, как иссохшее поле – дождевую влагу. Затем он поворачивается к нам, но уже ничего не слышит. Людвиг Брайер, хотя у него и сильные боли, стоит у окна.
– Двигай, Адольф, не жди, – говорит он. – Жена небось