Расседлал Воронка, сена задал. Вошел в избу.
– Что же скотины нет у тебя? – птица одна.
– Скотину забрали на нужды армии – все для фронта, все для победы.… А птица сама плодится и кормится.
Хозяйка на стол собирает, а сама взглядом так и ластится.
– Муж-то на фронте?
– Убили под Псковом, еще в первые месяцы войны.
– Одна живешь?
– Детей не завели. Ты, мужик, ешь, выпей бражки с устатку да не поскупись на ласку для молодой вдовы.
Ну, как тут откажешь? Только не потянул Егор Иванович на запросы вдовы – усталость, дорога да Дарья Логовна взяли все силы без остатка. Только и хватило на один раз.
Напрасно хозяйка «петушок» теребит, вздыхает и вопрошает:
– Ну, что же ты? Аль не глянусь?
– Давай наутро оставим ласки. Ты только разбуди меня пораньше.
И уснул. Но сквозь дрему чувствует – встала хозяйка, кожушок с сапогами одела и на двор. Может, до ветру? Но нет ее и нет. Встревожился дед – сон пропал: вдруг жеребца украдет. Пиджак накинул, ноги в сапоги и вышел на двор из избы. Хозяйки нет на дворе. Но слышит дед в стайке топот конский и ржание тихое, будто ласкающе-благодарное. Он туда. Дверь приоткрыл, пригляделся и различил – играется Воронок с какой-то кобылкой каурой.
Откуда взялась? Должно быть, врала про скотину хозяйка – спрятала где-то кобылку, а сейчас покрыть ее хочет: благо жеребец подвернулся.
Но где же сама-то? Вон кожушок на яслях висит. Пригляделся – мать честная! – у кобылки на задних ногах сапоги!
Не сорвался дед в страхе, сломя голову, с этой заимки, а вернулся в избу сон досыпать.
Спозаранок разбудила его хозяйка – у нее уже хлеб в печи дошел. Дала в дорогу каравай. А глаза счастьем сияют, истома в каждом ее движении! Не вспомнили ни она и ни он, о том, что на утро вчера загадывали.
Указала молодайка дорогу к Магнитке, и Воронок весело затрусил.
Хотите, верьте, хотите, нет, но случай такой рассказал мне дед. Как объяснить его? Кто-то скажет – чертовщина какая-то. Кто-нибудь ухмыльнется – поблазнилось, мол. А я так кумекаю – бабе очень любви хотелось, и раз от мужика не получилось, обернулась она кобылкой и стала под жеребца. Вот что голод любви с бабами делает!
И еще одна история от моей бабушки Апальковой Дарьи Логовны.
Шла Великая Отечественная война. Страна напрягала все свои силы. Гибли на фронтах мужики. Голодно было в тылу. Уже во вторую зиму живности почти не осталось в селе. Съели собак, съели кошек. Постреляли голубей и галок на церкви, где хранилось семенное зерно. Крыс не стало – разве такое было когда?
Дарья Логовна с другими бабешками трудилась на подработке зерна. И всегда приносила домой две горсти, спрятанные запазухой, чтобы истолчив его в ступе, заправить жидкий супец. Вот так и выживали – скудным запасом, воровством да чем Бог пошлет – сама Дарья Логовна и дочки ее: Аннушка, Марьюшка да Оленька. Муж в трудовую армию призван –