Миниатюрная женщина, мать была очень деятельной, словно именно она была виновата во всем плохом, что происходило со мной, даже в моих снах. Мать включала ночник и обнимала меня, а я лежал в кровати, всхлипывая, не в силах говорить, не в силах объясниться. Ее тело в махровом халате было мягким, от нее пахло туалетной водой с яблочным ароматом, и она говорила обо всем. Рассказывала мне сказки про чудовищ, которые оказывались дружелюбными. Пела песни, которые пела, когда сама была маленькая. И мы рассказывали друг другу о том, что произошло с нами за минувший день, и строили планы на день грядущий. Мать всегда старалась устроить какой-нибудь праздник – скажем, сходить в зоопарк или купить какой-нибудь новый торт, какой я еще не пробовал. Пол никогда не приходил к нам. (Я всегда называл его Полом. Не помню, когда перестал называть его папой.) Он оставался в родительской спальне и не мешал нам с мамой побыть вдвоем. По крайней мере в этом родители были согласны.
Значительно позднее, когда мы остались вдвоем, форма проявления отеческой любви Пола стала совсем другой – вращающейся в основном вокруг церкви и пивной. Считалось, что посещения церкви полезны обеим нашим душам, в то время как пивная предназначалась больше для него, чем для меня. Обычно кружка пива, иногда стаканчик виски. Это развязывало Полу язык, позволяя на время забыть о своих претензиях ко мне, каковых было несчетное количество. Это были наши лучшие моменты вместе. К счастью для Пола, в то время в полиции к лишнему весу и неважной физической форме относились не так строго, как это стало тогда, когда туда поступил я, а к тому времени, как отношение изменилось, он уже уволился. Что касается меня, я, к счастью, никогда не пил так, как Пол, и всегда следил за собой. А мой отец не отличил бы гимнастический мяч от гири.
Не знаю, почему я вспоминаю этот кошмар сейчас, когда сержант везет меня в неведомое. Но это какое-то отрывочное воспоминание, которое иногда мелькает перед глазами, иногда кружится совсем рядом, постоянно ускользая. Образ. Ощущение того, что ты куда-то бежишь. Звук разбивающегося стекла, яркий луч августовского солнца, запах пролитого вина. Пирушка. Я пытаюсь поймать эти осколки, но они снова и снова исчезают. Это уже само по себе кошмар. Меня хватил удар? У меня в мозгу раковая опухоль?
Сдерживаю панику и мысленно перебираю все, что могу вспомнить. Я помню свое детство. Помню школу – футбол и бокс всегда давались мне лучше, чем Шекспир и экзамены по математике. Но я усердно учился. Я приносил тетрадки с контрольными домой, а мать вешала их на холодильник, восхищаясь моими оценками за все, что я нацарапал, так, будто мне вручили Нобелевскую премию. Пол придерживался иного мнения, но у него хватало ума помалкивать, не мешая ей купаться в отраженном свете моего позора.
Я