– Андрей Назарыч, это к вам, – секретарша Светлана при виде его поднялась, протягивая листок с фамилией и именем-отчеством посетительницы. – Требует встречи с кем-либо из руководства. Вальцев направил к вам.
– Прошу, – кивнул Лебедев, пропуская даму в обитую черным дерматином дверь. – Проходите, Валентина Ивановна, присаживайтесь. Слушаю вас!
Несколько секунд они молча разглядывали друг друга. Андрей Назарович с открытой, располагающей улыбкой, женщина – настороженно, как видно, никак не решаясь начать. Положив левую кисть на край стола, она безотчетно сжимала ее в кулак, пряча большой палец внутрь.
– Майор Вальцев объяснил мне, что вы здесь самый главный по наркотикам, – выдавила она, наконец.
Лебедев кивнул.
– Дело в том, что три дня назад от передозировки погиб мой сын. Глупо, нелепо, он был совсем мальчишка…
Внезапная потеря близких, отметил про себя Лебедев, готовясь при первых же признаках истерики вызвать из приемной Светлану с валерьянкой. Женщина, однако, справилась с собой, и, не глядя на полковника, сказала тихим, невыразительным голосом:
– Я давно, уже почти два года, работаю в подпольной лаборатории. Мы производим метадон. В промышленных количествах.
Лебедев осторожно потрогал свои элегантные, с проседью усики, словно бы проверяя, хорошо ли они приклеены. Этот машинальный жест обозначал крайнюю степень озабоченности. Дело и впрямь было – дерьмо! Вот тебе, бабушка, подумал полковник, и Новый год!
С монотонной четкостью механического устройства полковник Лебедев задавал гражданке вопросы и заполнял протокол, а сам ни на секунду не переставал анализировать сложившуюся ситуацию. Валентина Ивановна как завороженная следила за его летающими над клавиатурой руками. Наконец, он оторвался от экрана и строго взглянул ей прямо в глаза.
– Значит, говорите, лаборатория существует два года?
– Да, – Валентина Ивановна кивнула. – Почти два года.
– И вы в ней работаете с самого начала?
Женщина вздохнула.
– Я понимаю… Вы хотите сказать, что надо было раньше. Нет, не могла. Не только из-за денег, не только. Хотя так много, наверное, нигде больше не платят. А когда надо одной растить сына…
– Теперь вот не надо, – сухо сказал Лебедев, и женщина и тихо зарыдала.
Андрей Назарович встал, налил в тонкий стакан воды из пластиковой бутылки и молча поставил его на край стола.
Женщина отхлебнула и подняла заплаканные глаза.
– Вы можете считать меня преступницей, соучастницей, не знаю, как захотите, но уж конечно, если бы Юрочка не умер из-за этой отравы, я никогда б не пришла, никогда! Вы понимаете, в лаборатории нет ни одного случайного человека, всех давно знают, всем доверяют, и вот так всех предать… и потом, у всех у нас, если угодно, рыльце-то в пушку.
– Да, разумеется.
Лебедев распечатал протокол и протянул листок через стол.
– Что это, явка с повинной?
– Нет, зачем