За кулисами царил переполох поисков. Продюсер Сяо Дин, с рацией в руках, сновал туда-сюда, как подожженная крыса, дергал всех подряд и спрашивал:
– Вы видели Ша Лу? Того, с платком вокруг головы?
Только что он сидел здесь, в уголке, бормотал что-то себе под нос, явно готовясь к выступлению. С чего же он вдруг как сквозь землю провалился? Сяо Дин кричал:
– Туалет, скорее, скорее идите в туалет! Он точно там, у него кишечник слабый!
Кто-то сбегал в уборную, но Ша Лу там не было. Не было его ни в гримерке, ни в костюмерной.
Он и в самом деле пропал без следа.
Потом швейцар, дежуривший при входе, рассказал, что десять минут назад видел, как мужчина в костюме с узорной каемкой, срывая с головы белую повязку, широкими шагами вышел с телестанции. Он еще подумал, что это артист, закончивший выступление.
Сяо Дин нетерпеливо бросился звонить в отель «Золотая звезда», где жили многие пока никому не известные артисты. Он звонил три раза, но никто не взял трубку.
– Твою же мать! – не выдержал Сяо Дин и в гневе отшвырнул телефон. – Что за черт!
Как назло, именно в тот вечер намечался прямой эфир на телевидении. Хорошо, что Фан Ло была человеком опытным; пока Сяо Дин яростно обыскивал всё вокруг, она справилась с минутным оцепенением и, наконец, сказала:
– Кажется, нашим зрителям нужно набраться терпения, чтобы послушать народные песни Ша Лу. Дадим артисту еще немного времени на подготовку к выступлению, а пока что приглашаем на сцену следующего исполнителя.
Кое-как представление завершилось, и об этом конфузе больше не говорили.
В тот же вечер служащая отеля «Золотая звезда» сказала, что Ша Лу уехал, и сумку свою забрал. Костюм с разноцветными узорами – подарок от телеканала – так и лежал в сложенном виде рядом с подушкой, а сверху валялась записка. В ней кривым почерком было нацарапано: «Я потерял свою песенную палочку. Мне нужно вернуться».
Никто ничего не понял.
– Что за чертова песенная палочка? – недоумевал Сяо Дин.
У Ша Лу не было мобильного телефона; жены, по слухам, у него тоже не было. Найти певца не представлялось возможным. Тогда Сяо Дин позвонил в Лунчуаньхэ. Председатель тамошнего сельского комитета удивился:
– Что? Разве он не поехал с вами в Пекин?
Сяо Дин испугался и не стал больше ничего говорить, опасаясь, что дальнейшие расспросы всё только усложнят.
В начале года в Лунчуаньхэ – местность близ Трех ущелий в русле Янцзы – приехали представители телеканала, чтобы взять интервью о так называемом «нематериальном культурном наследии» для серии передач о народных песнях. Местные жители им рассказали: тут, мол, у них есть один, по имени Ша Лу, каждый день с утра до вечера так горланит в сторону ущелий деревенские песни, что все скоро оглохнут. Сяо Дин нашел то место, где пел Ша Лу, затаился на окраине, послушал немного и был так приятно удивлен, что немедленно пригласил его в Пекин, на вечер «Любимые народные песни». Фан Ло, ведущую этого концерта, которая пришла на репетицию в телестудию, поразило то, как поет Ша Лу. Работники телеканала чего только не видели, но пение этого исполнителя и на них произвело заметное впечатление. «Вот так да! – говорили они. – А ведь даже тот, из Шэньбэя, который прославился на всю страну, не сравнится с этим певцом!»
Стоит сказать, что Ша Лу обладал если и не хорошо поставленным, то очень естественным голосом, который звучал молодо и ровно – будь то высокие ноты или низкие, спокойная песня или быстрая. На высоких нотах он, казалось, взлетал в поднебесье, а на низких падал в речное ущелье – всё оттого, что голосовые связки у него были сильными и эластичными. Казалось, он мог легко и непринужденно спеть что угодно.
Но еще больше впечатляла необычная манера пения Ша Лу: в его голосе были слышны прозрачные реки и высокие горы, и душа внимала им, наполняясь истомой. Его песня была подобна бурной реке, которую пропускают через шлюз: она освобождалась, когда дÓлжно было освободиться, покорялась, когда дÓлжно было покориться, и словно густой сладкий мед текла слушателю в самое сердце.
– Если и есть что-то, что действительно передает «душу народа», то только это, – с увлечением говорили те, кто хоть раз слышал песни Ша Лу.
Фан Ло очень хотелось побольше узнать о певце, поэтому во время репетиции она у него спросила:
– Как вы учились пению? Когда начали петь?
Вопросы были совсем банальными, но Ша Лу лишь наивно посмотрел на ведущую, так и не сказав ничего внятного. Когда он молчал, губы у него были плотно-плотно сжаты, будто он прятал во рту что-то ценное и боялся невзначай выронить. Точно определить его возраст никто так и не сумел. Выглядел Ша Лу просто и провинциально, и было ему, судя по испещренному морщинками лбу, лет пятьдесят. Но стоило ему запеть, как все морщинки расправлялись,