Прежде Алексей ни разу не был в театре. Ни у отца, ни у маменьки на то не было свободного времени, а вернее, денег. Кроме уличных представлений, потешного театра «Петрушки» и бродяжьих трупп циркачей, да нищих певцов с заморенным облезлым медведем на цепи, мальчик ничего не зрил. Правда, он обладал отменной фантазией, любил затевать разные игры, пародировать знакомых и близких, изображать животных, но из-за лютых розог отца был слишком тих, незаметен дома, чтобы данные склонности могли развиться всерьез. И сейчас, следуя, как хвостик, за широко аршинившим Злакомановым, боясь отстать хоть на шаг, он прислушивался к глухому эху каблуков и строгому постуку трости, что разносились под сумеречными и пустынными сводами фойе, а затем бесконечного коридора. И когда Василий Саввич, круто повернув направо, стал, тяжело дыша, подниматься на второй этаж, где находилась дирекция, у Кречетова с каждой вновь взятой ступенью лестничного марша укреплялась вера, что положительно все окружающие предметы – диваны, банкетки, в серьезном, горделивом молчании стоявшие вдоль стен, развешанные в массивных рамах картины, местами истертые, с проплешинами на полах ковры – давно знакомы ему, понятны, а главное – дружелюбны… Странные, ни на что не похожие запахи воска, красок, опилок, духов и грима, чего-то еще особенного, специфического, словно дурман, кружили голову, вконец очаровав маленькое сердце. Постепенно Алешка почувствовал себя чуть ли не как у себя дома и уж точно забыл, что на свете существует его вечно пьяный отец и почерневшая от воды кадушка, в соленом растворе которой всегда зло топорщится пучок замоченных розог.
Глава 5
У двустворчатых резных дверей дирекции, с бронзовыми табличками на них, трость Василия Саввича придержала пробегавшего мимо лысоватого, похожего на крупного грызуна чиновника.
– Не обессудь, милейший… Могу ли я видеть господина Соколова?
Служащий, очевидно, немало знавший известного мецената, расплылся в радушной улыбке и угодливо указал на дверь:
– Отчего же-с, заходите, Василий Саввич, непременно-с застанете… Михаил Михайлович изволют-с на месте быть.
В следующий момент Алешка Кречетов в торжественном волнении впервые в жизни переступил порог дирекции. Там, за огромным двухтумбовым столом под зеленым сукном, в глубоком кресле, под трехсаженным в золоченой раме портретом императора Николая I сидел директор.
– Василий Саввич! – Он живо поднялся из-за стола, тепло пожал протянутую руку. – Ну, богатырь вы наш, эка сажень в плечах! Что же вы не проходите? Ах, вот вы с какой куделью пожаловали к нам, – глядя на стоявшего у порога Алешку, протянул Михаил Михайлович. – Слушаю вас.
Весьма вежливо и благожелательно вникнув в суть дела, Соколов извинился, сославшись на крайнюю занятость и некомпетентность касательно свободных мест, и, проводив Злакоманова