С моего места начала экспозиции не было видно, но я знала, что там – мои детские карандашные наброски. На то и «Эволюция». Галеристы вцепились в моих монстров как клещи. Говорили, что монстров надо выносить в концепцию и что это очень «свежо» и «занятно», в общем, было много прилагательных и причастий, от которых я не смогла отбиться. Я сама начала верить, что мои чудовища – это «сила, льющаяся на зрителя». Темные твари заставляли зрителей изучать рисунки внимательнее. Даже там, где монстров не было, они задерживались дольше, изучая измененные пропорции, детали. Всем хотелось отыскать сбой на картинке.
– Это очень ново, очень перспективно, – говори ли галеристы. – Такая графика может хорошо продаваться.
И опять причастия и прилагательные. «Nina’s Monsters»[3] – такое название выставки они предложили.
– Важно не промахнуться с первым шагом, – убеждали они.
Название – единственное, что мне удалось отстоять.
– Мне больше не интересны монстры, – отвечала я на их аргументы.
После долгих споров галеристы согласились с «Эволюцией», и то только потому, что не хотели потерять клиента. Не меня, разумеется, – папу. А кто подумал, что я выставляюсь бесплатно в одной из модных галерей, тот очень наивен. Папа не сказал, во сколько ему обошлась аренда зала, но я знала, что он обратился к ним чуть ли не год назад, а за полгода до выставки мы начали обсуждать концепцию и принимать решения.
– Мы закольцуем выставку в хронологическом порядке. Сначала ваши первые работы, потом движемся к более поздним и заканчиваем взрывом ваших последних графических работ, как раз там, где начало. Понимаете?
Это были мои рисунки. Сделанные дома, в кафе, на коленке, в аудитории в академии. Рисунки, которые хранились в шкафу и которые я пересматривала, если случайно натыкалась. Я, конечно, все понимала, но меня смешил и азарт организаторов, и папина ажитация, с которой он воспринимал каждое их предложение.
Издалека я видела, как в зале проверяли освещение, свет загорался и гас: сначала у входа, потом в сере дине зала и в конце. И я не выдержала, перешла через дорогу прямо там, где стояла. Стеклянные двери мягко разъехались, пропуская меня внутрь. Я задержалась на входе, рассматривая название, которое вблизи казалось еще более грандиозным и завораживающе маниакальным.
Сотрудники галереи сворачивали пленки, проверяли по каталогу рисунки и даты. Техники настраивали освещение. В середине длинного и узкого зала висела люстра, скрученная из гибких прозрачных тру бок, похожая на осьминога. В трубках искрились мельчайшие лампочки, издалека похожие на светящиеся золотые крупинки. По потолку тянулись те же трубки, поднимались со стен и сплетались водорослями наверху. Каждый большой рисунок и несколько маленьких освещали лампы побольше, сияющие, словно светящееся золото. От контраста холодности рисунков и теплого золотого света ламп казалось, что картинки оживают