Джон-Грейди снова услышал тиканье часов. Дуэнья Альфонса продолжала пристально смотреть на него. Он взял шляпу, встал:
Я только хочу сказать, что вам не обязательно надо было приглашать меня сюда, чтобы сообщить об этом.
Верно. Поэтому я с трудом заставила себя на это пойти.
Со столовой горы в мрачном закатном освещении им было хорошо видно, как на севере собирается гроза. Внизу в саванне нефритовые пятна озер казались просветами, открывавшими еще одно небо. На западе под тяжелой шапкой туч проступали кровавые полосы, словно кувалда грома наносит тучам страшные раны.
Джон-Грейди и Ролинс сидели по-турецки на земле, которая сотрясалась от раскатов грома, и подкладывали в костер остатки старой ограды. Из полутьмы то и дело вылетали птицы и сразу же на севере, словно горящий корень мандрагоры, появлялась очередная молния.
Что еще она тебе сказала? – спросил Ролинс.
Да в общем-то, больше ничего.
Думаешь, ее попросил поговорить Роча?
Думаю, она говорила от своего собственного имени.
Значит, она решила, что ты положил глаз на хозяйскую дочку?
Но ведь так оно и есть.
Вплоть до того, чтобы жениться?
Джон-Грейди посмотрел в огонь:
Не знаю. Об этом я не думал.
Ролинс усмехнулся.
Джон-Грейди посмотрел на Ролинса, потом на огонь.
Когда она возвращается? – спросил Ролинс.
Что-нибудь через неделю.
Не понимаю, почему ты вдруг решил, что она так уж на тебя запала.
Зато я понимаю.
Костер зашипел – в него начали падать первые капли дождя. Джон-Грейди посмотрел на Ролинса:
Не жалеешь, что приехали сюда?
Пока нет.
Они сидели, прикрывшись дождевиками, и говорили из-под капюшонов, словно обращаясь к темноте.
Старику ты, конечно, нравишься, говорил Ролинс. Но это вовсе не значит, что он будет сидеть и смотреть, как ты волочишься за его дочкой.
Знаю.
У тебя на руках нет козырей, приятель.
Знаю.
Кончится тем, что нас обоих вытурят отсюда в три шеи.
Они смотрели на костер. Столбы от ограды сгорели, а проволока осталась. Скрюченная, она была отчетливо видна на фоне догорающих углей, и некоторые ее витки раскалились докрасна. Казалось, в металлических жилах пульсирует кровь. Из темноты появились кони и остановились как раз на границе света и тьмы. Они стояли под дождем – гладкие, темные, и их красные глаза горели в ночи.
Ты так и не сказал мне, что ты ей ответил.
Обещал сделать все, что она попросит.
И что она попросила?
Да пока ничего.
Они замолчали, глядя в костер.
Ты ей дал слово?
Сам толком не знаю – дал, не дал…
Но ты или дал слово, или нет. Иначе не бывает.
Я и сам так подумал бы. Но я – вот честно – сам не знаю.
Пять дней спустя Джон-Грейди уже спал у себя в каморке, когда раздался стук. Он сел в постели. За дверью явно кто-то стоял. Сквозь щели между досками пробивался свет.
Momento,