Через четверть часа на плечах служащих в зал вплыл огромный стол. Вслед за ним вышагивал Баркли, не удостоивший Глеба ни полусловом, ни полувзглядом. Стол опустился в свободном углу зала и через каких-то пару минут уже ломился от закусок и напитков. Глеб содрогнулся при виде целого подноса канапе с осьминогами. Их тонкие щупальца свисали с крошечных кусочков хлеба, будто бедняжки все еще надеялись ускользнуть от прожорливых гостей.
Вскоре зал начал заполняться людьми в костюмах и платьях, еще более ярких, чем перья потускневшей жар-птицы. В воздухе тут же повис запах пота и парфюма, а от хора голосов пошла кругом голова. Перед Глебом замелькали лица: кто-то поздравлял, кто-то хлопал его по плечу, кто-то, кажется, даже с ним фотографировался. После гости отправлялись прямиком к столу, с которого с катастрофической скоростью исчезали осьминожьи канапе. Но вот погас свет, голоса заглушили раскаты ритмичной музыки. Глеб был почти уверен, что его хватил удар, а все происходящее – не более, чем галлюцинация. Он и представить себе не мог, что его выставка превратится в танцы. Сгнила, насквозь протухла ваша Академия! Какой же он идиот, зачем вообще сунул сюда нос? Зажатый между горячими мокрыми телами, Глеб стал протискиваться к выходу, порой натыкаясь на прохладный камень невидимых в толпе скульптур. И тут его чуть не сшибло с ног. Не танцующими – вонью. Впереди он четко разглядел треклятый стол, когда кто-то схватил его за плечо:
– Ну, мистер Марков, как вам наша скромная встреча? – проорал Баркли прямо Глебу в ухо. Хватка его костлявых пальцев не давала ступить и шагу – старикан твердо держался на ногах.
Глеб, не в силах что-либо отвечать, кое-как высвободил плечо и ткнул пальцем в стол. В источник кошмарного запаха – запаха гниения. Баркли обернулся вслед за ним и выругался: завитки чудом уцелевших осьминожьих щупалец почернели и сочились слизью. Почему же никто раньше не почувствовал такую вонь?
– Быть не может, какой позор! – Баркли схватил поднос, прикрыл его полами пиджака и кинулся сквозь толпу к выходу из зала. Вслед за ним к дверям заковылял и Глеб.
Едва он очутился в пустом коридоре, как колючая прохлада свежего воздуха совершенно его одурманила. Костюм промок насквозь, Глеб сорвал с шеи петлю галстука и швырнул его на пол. К черту все это! Он не проведет здесь больше ни минуты!
Хотя, минуты шли, а Глеб все не уходил. Потом развернулся и поплелся по коридору: не к выходу, а вглубь Академии, подальше от музыки и осьминожьей вони. А ведь Баркли прав: удались он сейчас с высоко поднятой головой, и прощай имя, прощай Лондон. Надо лишь немного потерпеть, и в награду он получит все, о чем мечтал. Только потерпеть – всего один раз, сегодня.
Когда навязчивые ритмы стихли вдали, светлые коридоры и залы сменились темными, пыльными комнатами. Вскоре Глеб понял, что, предаваясь тягостным раздумьям, он забрел невесть куда и теперь не имел ни малейшего представления, как ему вернуться на выставку. Должно быть, эта часть