Он делает паузу, оглядывает зал и говорит извиняющимся тоном:
– Вы можете зайти за деньгами сейчас, вместе со мной. В нашем офисе много выходов.
Спасибо. Вот чего не люблю, это когда меня толкают в болото, а потом сердечно протягивают руку помощи.
– Я зайду при случае.
Гильермо вздыхает, разводит руками – мол, я человек подневольный, велели передать… Уходит в глубину зала, к каким-то служебным коридорам.
На меня смотрят девяносто девять пар глаз.
– Я – Стрелок, – говорю я.
Девяносто девять пар ног отрываются от пола. Нет, девяносто восемь.
Алекс стоит на месте, лишь выхватывает из-за пазухи сверкающий длинный пистолет и кричит:
– Беги, козел!
Имя мне не нравится, но совет дельный. Каждый из обиженных, кроме разве что Алекса, втайне понимает, что его убили абсолютно честно. Но вслух говорится совсем иное. И потому все готовы мстить за невинно пострадавших товарищей, забыв, что еще недавно они были соперниками.
Бегу.
За спиной несколько раз щелкают выстрелы – Алекс отчаянно пытается задержать преследователей, потом кричит вслед:
– Я тебя сам сде…
Крик обрывается. Не только у него есть вирусное оружие, пригодное для улиц Диптауна. А может быть, вмешалась служба безопасности «Лабиринта».
Бегу.
Чего мне не хватало, так это растворяться в воздухе. Если обиженные игроки поймут, что я еще и дайвер – охота перерастет в травлю.
А спать так хочется…
Переулок, другой, третий. Снижаю детализацию, чтобы ускорить бег. И едва не проскакиваю мимо здания с надписью «Всякие забавы» на четырех основных языках Диптауна.
К счастью, надписи очень крупные, и я вовремя понимаю их смысл. Равно как вспоминаю рассказ Маньяка о системах безопасности виртуальных борделей.
Выбор несложен, и я врываюсь в вертящиеся стеклянные двери.
11
Здесь в моде стиль «ретро». Массивная мягкая мебель, широкие столы с пузатыми графинами, блюда с фруктами. Бородатый молчаливый мужчина в углу смотрится деталью меблировки. Бог его знает, может, и впрямь сторожевая программа…
А по деревянной лестнице со второго этажа спускается темноволосая женщина в длинном платье. Ей за тридцать, и лицо настолько детализировано, что я едва удерживаюсь от искуса вынырнуть из глубины и посмотреть на нее нормальным образом. Чтобы понять, как удалось добиться такого неординарного человеческого облика.
Женщина подходит ближе. И я наконец понимаю смысл выражения «зрелая красота».
Действительно, очень зрелая. Ничего в ней нет от той молодости, что царит на улицах Диптауна. И уж тем более мысли не возникает о невинности или чистоте. И слава богу, что не возникает. Ей это не нужно.
Женщина молчит, улыбаясь. Я чувствую, что пауза затягивается, и бормочу:
– Здравствуйте…
Она кивает:
– Добрый вечер.
– Мне кажется, что уже ночь, – говорю я.
– У нас всегда вечер.
Что ж, будем