Однажды, устав от сидения на месте, я предложил Наталье рвануть в Ригу на моем «Москвиче». Ей понравилась эта идея, и мы решили сразу осуществить наш план…
Уже час мы тряско едем по разухабистой грунтовке в Красногородск и далее к латвийской границе. Вот эта сакральная вьющаяся пышным сосновым лесом дорога, где мы были мучительно счастливы! Ильинское… Сафоново… Незаметный для чужих глаз поворот на большую, окружённую лесом поляну, где год назад мы провели ночь любви в моем авто… Дорога моей зрелой любви… Дорога безудержной, отпущенной на волю, отрицающей все страсти. Кто прошёл её в своей жизни, тот меня поймёт… В Красном мы ночевали в агрошколе-детском доме, у моего друга-директора этого старейшего детского дома Псковщины, собравшего сирот со всех районов обширной области. Уважив нашу просьбу и войдя в наше «безвыходное» положение, нас поместили в пустующем помещении медпункта, в изоляторе для тяжелобольных (мы и были больны!), где пары сдвоенных коек вполне хватило для нашего прогрессирующего любовного рецидива…
Странная встреча произошла по нашем пробуждении, больно врезавшаяся мне в память… Пробудившись и наскоро перекусив, мы было собрались продолжить путь, как вдруг моё внимание привлекла грустная детская мордашка, прильнувшая к толстому стеклу, отделяющему наш «изолятор» от небольшой палаты… Ребёнок лет семи смотрел на нас такими печальными глазами, что нам стало не по себе, если не сказать стыдно… Кто ты, мальчонка, и что ты делаешь здесь? Вероятно, эти вопросы звучали нелепо в данной ситуации: было ясно, что ребёнок находился здесь в полной изоляции, будучи болен какой-то заразной болезнью. Как потом мы выяснили у моего друга, директора детдома, мальчик, его звали Виталик, как моего сына, был помещён в изолятор, потому что болел чесоткой. Он сирота при живой матери, которая живёт далеко и давно не навещает сына… Это взорвало меня, я попросил директора дать мне адрес его матери и обещал, что обязательно напишу ей письмо, где выскажу все, что накипело у меня на душе (позднее я действительно написал ей это письмо). С грустью в душе, усиленной чувством стыда за подаренную нам радость, мы покидали с Натальей это печальное место, этот приют обделённых родительской любовью, несчастных детей-сирот…
Лямоны, заброшенная тогда усадьба Пещурова, дяди канцлера Горчакова, лицейского товарища Пушкина (куда, кстати, нелегально приезжал наш поэт, находясь в ссылке в Михайловском). Остатки старинного дворянского парка… Грустные следы неведомой нам жизни предводителя дворянства Опочецкого уезда,