Беттали снова злобно зыркнула на него, но все же замолчала. Горько по-своему… Оуден уже сейчас знал, что даже если ему удастся спасти девочку, благодарности он не получит. Только упреки за то, что не сделал это достаточно быстро и с улыбкой на лице.
Но сначала нужно спасти ее, а это очень непросто…
Оставив палату племянницы, он поспешил наверх, туда, где располагался кабинет главного врача колонии. Джованна не ожидала его прихода, но согласилась принять. По ее взгляду сразу было понятно: она догадывалась, о чем он попросит.
И соглашаться она не собиралась.
– Ей нужно лекарство, – просто сказал Оуден. Он не видел смысла придумывать какую-то новую причину, ситуация и так была на виду.
– Нет.
Собственно, вот этого ответа он и ожидал. Слово «Нет» давно уже было между ними, оно висело в воздухе зловещей тенью с того дня, как он положил свою племянницу в больницу. Оуден не начал разговор раньше как раз по этой причине: пока смертный приговор не прозвучал, еще можно наивно верить, что существуют и другие варианты.
Но вот безжалостное слово разрезало воздух, а отступать Оуден все равно не хотел.
– Я бы не просил, если бы это не было важно. Но ей всего шесть лет!
– Даже не начинай, – прервала Джованна. – Не нужно давить на жалость, рассказывать, сколько ей лет, что она любит и какая она милая девочка. Решения в колонии принимаются не так.
В этом она была права… Лекарства всегда было мало, а сейчас – особенно. Насколько было известно Оудену, при последней вылазке за сырьем на меров напали. Они понесли серьезные потери, а добыли даже меньше, чем обычно.
Поэтому для распределения оставшегося лекарства был введен особый протокол, и маленькая девочка в него никак не вписывалась.
– Ты же знаешь, что лекарство полагается только взрослым, – холодно указала Джованна.
Нельзя сказать, что дети были совсем уж не важны для колонии. Очень важны! Дети – будущее, как ни крути. Но только здоровые дети. Младенцев в последние годы рождалось достаточно много, даже больше, чем требовалось для существования колонии. При этом ни места, ни еды больше не становилось.
Никто не мог запретить женщинам рожать детей. Однако все знали негласный закон: выжить дозволено только самым здоровым. Поэтому Оуден и другие врачи никого толком не лечили, они просто поддерживали организм пациентов, но решающую роль все-таки играла иммунная система. Это было жестоко, но действенно: те, кому удавалось дожить до зрелости, болели редко, отличались силой и выносливостью.
А если учитывать, что по-настоящему ценен для колонии был только взрослый молодой человек с крепким иммунитетом и хорошим образованием, у младших детей его сестры не было ни шанса. Как, впрочем, и у самой Беттали.
– Но если бы заболел я, мне бы ты выдала лекарство? – спросил Оуден.
– Ты же знаешь, что да.
– Так выдай, будто это мне! Я им никогда