В XVIII – начале XIX в. крестьяне составляли большинство населения России, более половины из них были крепостными. В крестьянской среде, где фольклор продолжает сохраняться как неотъемлемая часть традиции, его педагогические функции остаются в целом прежними. Те же сказки распространяются в народе в рукописях: «их переписывают и сами читатели, и мелкие чиновники, зарабатывающие на этом хлеб»[121]. Большую роль в популяризации отдельных фольклорных произведений играет лубок. Эти оттиски с деревянных или медных досок, часто крашеные, на светские или духовные темы с XVII в. украшали крестьянские жилища, стены трактиров и постоялых дворов. Светская тематика разнообразна: историческая, политическая, сатирическая, любовная, много сюжетов народных сказок, исторических песен, былин, баллад. Изменяется и их воздействие на адресата: слушатель становится читателем, максимальное упрощение исконного сюжета (лубочная картинка не книга, и места для размещения текста чрезвычайно мало) компенсируется зрелищностью иллюстраций. Во многом это связано с распространением грамотности среди крестьян: «при ограниченной возможности для крестьян обучаться в государственных учебных заведениях особенное значение приобретает частная инициатива… своих крепостных обучали дворяне Шереметевы, Голицыны, Юсуповы, Орловы, Румянцевы, Муравьевы, Мещерские и др. Более массовый характер носило обучение у грамотных родителей и односельчан, отставных солдат и прапорщиков, писарей и бродячих учителей, ссыльных»[122]. Интересно, что вокруг деревенского обучения, организуемого самими крестьянами, складывались и свои обычаи, например, «каши», сохранившиеся до XIX в. При переходе от одной учебной книги к другой родители учеников одаривали учителей (так же как и повитух в родильном обряде) горшком с кашей, который был обсыпан деньгами, что символизировало новое рождение ребенка, освоившего грамоту. Таким образом, вполне рациональные педагогические действия тоже мифологизировались.
Лубок и рукописные сказки – не единственные явления на стыке фольклора и литературы, которые получают широкое распространение в рассматриваемый период. В крестьянской и городской среде XVII–XVIII вв. появляются самозаписи заговорных текстов[123], о которых уже упоминалось в предыдущей главе. Конечно,