Странного посетителя перевязали в клинической больнице, и уже на следующее утро тот, как и положено, сбежал.
Это были все аналогии, на которые напрашивалась оперативная память МУРа. Словом, с первым заданием проблем не было, и Тоцкий выполнил его быстро. Выполняя второе распоряжение Копаева-Приколова, уже являвшегося к тому моменту старшим оперативно-следственной группы по расследованию дела по факту убийства губернатора Мирнской области Резуна, он вернулся в номер.
Но вернулся не сразу. Едва майор сообщил, что они следуют наверх, администратор затеял суету с поиском ключа с деревянной грушей и номером «317» на ней. После того как номер был освобожден, ключ вернулся в распоряжение администратора, и тот, конечно, его утерял. Но, подстегиваемый незнакомым Тоцкому ранее моложавым кавказцем, решил проблему быстро. Дубликат ключа нашелся в горницкой.
С майором поднимались на этаж трое из персонала «Потсдама»: дежурный администратор (не путать с Яресько, занимающим эту должность не через двое суток каждый месяц, а постоянно), дежуривший в ночь убийства, и уже допрошенный следователем начальник службы безопасности. А также человек, разговаривавший с начальником СБ в тот момент, когда Тоцкий обратился к последнему. Именно этот южанин с чистым и чуть бледным лицом проявлял усердие в поисках утерянного ключа от злополучного триста семнадцатого номера. «Охранник», – пронеслось тогда в голове майора. Однако, когда процессия, возглавляемая опером, уже почти поднялась на третий этаж, выяснилось, что один из троих, воспринятый Тоцким как охранник, в списках рядового персонала «Потсдама» не значится.
– А вы кто? – удивился Тоцкий, остановившись на полпути.
– Занкиев Сагидулла Салаевич, – сказал чернобровый джентльмен с седыми висками. Последнее выглядело странно, ибо на вид, если не учитывать виски, джентльмену было лет тридцать. Тридцать три – от силы.
– Замечательно. Но мне бы хотелось, так сказать… Вы кем здесь?
– Управляющим.
Заставив кавказца сориентироваться при ответе в падежах, незаметно для окружающих майор решил две задачи. Во-первых, стало ясно, что человек образован и «маму» с «папой» в беседах не путает. Во-вторых, ему нужен был тон. Любой кавказец свою должность, пусть даже он вагоновожатый, произнесет с таким пафосом, чтобы все убедились в том, что он здесь человек не случайный, и не от безысходности, и не от малого ума, а непременно – по собственному большому желанию и, что самое главное, – по призванию.
И он услышал этот тон. Спокойный, без ноток дерзости, вызова и снобизма. Он родился управляющим «Потсдама».
– Наконец-то, – сориентировавшись, сказал Тоцкий. – А мы уже подумали, что вы в командировке.
– Я с утра был сильно занят.
– Даже сильнее чувства, которое испытали, узнав, что в вашей гостинице убили человека?
– Я не испытываю