– И чем же закончилось рисование заката? – поинтересовалась я.
– Ну, Кира вроде ничего путного не нарисовала, – вернулась к предыдущей теме Елена. – А вот бабушка, по словам дочки, сделала очень красивую картину в альбоме. Жаль только, тот альбом потерялся. Наверное, с переездом куда-то пропал – ведь всех вещей с собой не увезешь. А я бы очень хотела найти ту картину – в память о маме… Ладно, я что-то совсем вас заболтала. Можете не разуваться, проходите в обуви, а я попытаюсь поговорить с Кирой.
Сама Елена сняла туфли и аккуратно поставила их на тумбочку. Я последовала ее примеру – не хочется топтать уличными кроссовками чистый пол. Белоусова прошла прямо по коридору к запертой белой двери и постучала.
– Дочка, открой, пожалуйста! – попросила она. Спустя некоторое время дверь комнаты отворилась. Я увидела на пороге худощавую девушку среднего роста, одетую в серую майку и легкие шорты. Темно-каштановые волосы Киры были подстрижены под «каре», челку она заколола, чтобы та не мешалась. Лицо девушки выражало недовольство, словно мать отвлекла ее от какого-то важного дела. Однако испуга в глазах Киры я не заметила – непохоже было, что она чего-то сильно боялась.
Заметив меня, Кира нахмурилась и проговорила:
– Что случилось? У нас гости? Я занимаюсь, и у меня болит голова.
– Это я уже слышала, – спокойно заметила Елена. – Кира, это Евгения. Она хочет с тобой поговорить.
– Зачем? – девушка посмотрела на меня враждебно и заявила: – Мне некогда.
Я подошла ближе и, видя замешательство Елены, вступила в разговор:
– Кира, я хочу поговорить с вами по поводу ваших занятий в училище. Точнее, по поводу ваших пропусков пар.
– Вы что, из художки? – изумилась Кира. – У меня мигрень, я говорила Снежанне Александровне.