– Не лезьте вы ко мне! И так херово.
Заведующая покачала головой, дала ему несколько сигарет, и они вместе пошли в отделение.
За два месяца болезни Витя привык к постоянной температуре и ознобу, но сегодня его колотило больше обычного. Он зашел в буфет, попросил стакан горячего чаю, но легче не стало. Можно было обратиться к сестре за уколом жаропонижающего, но на заднице уже не было живого места от инъекций, поэтому Витя разделся и лег в кровать, надеясь уснуть. На тумбочке лежало большое красное яблоко и пакет с пирожками – сотрудники, зная, что Витю никто не навещает, подкармливали его, но большая часть даров отправлялась на помойку: во-первых, кухня на отделении и так была отличной, а главное, у него последнее время окончательно исчез аппетит. От постоянного жара Витя не чувствовал вкуса еды, и чем бы ни кормили, ему казалось, что он жует вату, размоченную в тухлой воде.
Заснуть не удавалось, между тем все вокруг, наоборот, пришли в движение. Дети вскакивали с коек, причесывались, сестры заглядывали в палату, и из коридора доносился звук их хлопотливых шагов. Даже Агриппина Максимовна забежала проверить, все ли в порядке.
«Ой, бля, – подумал Витя, натягивая одеяло на голову, – сейчас же эта сучка заявится! Как я забыл?»
«Эта сучка», другими словами, Анна Валентиновна Сумарокова, была ненавидима Витей страстно и люто. От одного вида этой девчонки сердце сжималось в горькой злобе, а взгляд ее жемчужно-серых глаз жег Витю хуже адского пламени.
Больше всего на свете ему хотелось схватить ее за толстую русую косу и макать лицом в самую глубокую и грязную лужу, пока она не сообразит, что хватит уже сюда ходить и изображать мать Терезу! Частенько он в красках представлял, как это будет, как она зарыдает и убежит, а он станет кричать ей вслед самые грязные и обидные слова! Возьмет ее чертову сумочку и пинком запустит в самую грязь, так, чтобы все высыпалось, а она чтобы ползала и собирала…
Пожалуй, только курево да эти фантазии скрашивали ему остаток жизни.
Он надеялся, что когда-нибудь наберется духу и… ладно, окунуть в лужу сил не хватит, но хотя бы заедет ей по физиономии! Чтобы не строила из себя и не думала, что все тут ноги ей готовы целовать за ее вшивые благодеяния, которым цена – копейка!
К несчастью, Сотников был в отделении единственным, кто придерживался подобных мыслей. Остальные во главе с Агриппиной Максимовной просто молились на Сумарокову и только что не почитали ее святой. Они не понимали, что сучка таскается сюда именно ради этого поклонения, а на самом деле ей глубоко плевать на больных детей! Вот так!
Анна была дочерью богатого человека, который, не веря в официальную благотворительность, взял на себя заботу о детском отделении туберкулезной больницы. Сам он давал только деньги, а практические хлопоты доверил несовершеннолетней девчонке! Зачем, спрашивается? Агриппина Максимовна и сама могла бы распоряжаться деньгами, не унижаясь перед малолетней дурой. Если Витя еще во что-то верил, то только в безукоризненную честность заведующей. Но сучка