А профессор еще с приютских времен натаскивал подопечного прежде всего признать вину, проговорить ее вслух, озвучить, затвердить мотивы греха и уже потом искупать его трудом либо наказанием. Принципы исправления пороков в детдоме были по традиции монастырскими, не зря воспитанники жили в кельях. Кроме того, в повести явно звучала заинтересованность восходящей звезды, требовалась родительская поддержка именитого критика и реальная подмога на литературном поприще, Сударев входил в комиссию по присуждению госпремий и мог подтолкнуть Аркашу на высокий небосклон.
И подтолкнул бы, но принципиально ждал покаяния, а тем часом неуемный скандалист выбрал другое, модное направление – кинулся запоздало обвинять Советскую власть, партию и режим, которые уже едва держались. Столь неожиданной смене творческой ориентации помогла первая женитьба на отбитой у приятеля, жене со звучным именем Виолетта, которая раскопала родословную Аркаши. И выяснилось, что он по национальности еврей, причем, из уважаемых, авторитетных левитов. И скоро прошел слух, что Аркаша собирается выехать на жительство в Израиль, где у него и Виолетты много богатых родственников, где ценят и чтут его прозу.
С Сударевым прекратилась всякая связь, они не встречались года два, пока Аркаша обживал семейное положение, новое свое национальное состояние и совершенствовал старое поле деятельности. И тут неожиданно явился перевоплощенный, почти не узнаваемый, в черной шляпе, с отросшими пейсами и даже заговорил с характерной картавостью. Сослуживец с обликом нордической расы истинного арийца принял иудаизм, совершил обряд обрезания и изменился даже по характеру, стал нудным, навязчивым и мелочным, жалуясь, что его сейчас ободрали в такси на целых семь рублей и сорок копеек. В кармане у него уже лежали билеты на самолет, однако уехать просто так он не мог и пришел попрощаться с детдомовским однокашником. А на самом деле по условиям въезда в Землю Обетованную склонить профессора к эмиграции в Израиль с выбором способа переселения. Профессору нужно было поддержать в прессе требование хасидов о выдачи библиотеки Шнеерсона из Ленинки или жениться на израильтянке, женщине средних лет, но хорошо сохранившейся. И показал фотографию, где была изображена стареющая дама, похожая на Эдит Пиаф.
В тот период Сударев был связан браком со строгой Властой, и про эмиграцию слышать не захотел, тем паче, жениться на старухе-иностранке. С тех пор Аркаша исчез, и казалось, теперь навсегда, как блудный сын, ушедший на чужбину без покаяния, и оставил непримиримое чувство брошенного отца. Сударев прислушивался