Отец весело поднялся по ступеням, за ним пришел Уильям, и мы вчетвером стояли на листе фанеры, брошенном на перекрытия. Стены были выстроены из бетонных блоков, и второй этаж был похож на строительную площадку, которую забросили много лет назад. Тут была всего одна комната, занимавшая весь длинный и узкий второй этаж. Было темно, одинокая лампочка отбрасывала желтый свет на грязные полы. Везде свисала паутина, прилипала к одежде и к голове Марка – он был самым высоким и принял на себя основной удар. Тут пахло кошачьей мочой и чем-то, что я не смогла определить. Ветер свистел в дыре на крыше.
В углу у лестницы находилась большая деревянная коробка. Она выглядела как то крыльцо внизу, но с дверью-купе. Это была работа того же самого строителя.
– Это ванная, – сообщил Уильям, показывая на коробку.
Пол пружинил под ногами, когда мы шли к так называемой ванной, то есть к деревянному ящику с ярко-бирюзовой раковиной, которая гармонировала с лимонного цвета душевой кабиной. Одинокая наклейка «Спасите природу» висела на обшарпанной, видевшей лучшие дни стенке душа. Стены из ДСП были украшены гвоздями, которые служили вешалками для полотенец. Голая лампочка с торчащими проводами свисала с потолка.
– Довольно опасно.
Наконец-то кто-то нарушил тишину. Было сложно понять, что сказать, чтобы не обидеть хозяина, но мой отец об этом не переживал.
– Эта лампочка… – продолжал он, – …если на нее попадет вода, то… БАМ! – закричал он, заставив всех подпрыгнуть, отчего пол сразу же прогнулся. Мне показалось, что мы стоим на трамплине и можем провалиться на первый этаж в любой момент.
– Что ж, – рассудительно заметил Уильям, – в этом доме никто и не принимает душ. Слишком холодно.
Я не могла смотреть на отца.
Мы осторожно спустились по лестнице, прошли по гостиной и зашли в еще одну маленькую бетонную комнатку. Там находилась ржавая стиральная машинка и несколько железных стеллажей розового цвета, где нашли последний приют несколько огромных пауков. Уильям пнул скелет давно умершей птицы и сообщил, что это была кладовка.
Над моей головой в комнату заглядывала открытая труба, на конце которой болталась старая плетеная корзина – все для того, чтобы крысы не попали внутрь, объяснил Уильям таким тоном, словно это самая нормальная на свете вещь. Запах гнили был просто невыносим. В остальном доме он был просто неприятным, но тут было уже слишком. Пол был покрыт жидкостью, сочившейся из стен. Это, конечно, была самая худшая комната в доме.
– Спальня! – объявил Уильям, проведя нас через дверной проем, в котором