Гораздо лучше известна биография третьей учительницы – Фузы Шакмановой. Еще в 1862 г., после смерти отца – балкарского таубия подпоручика Умара Шакманова, 6-летняя Фуза (Хуже) вместе с дочерью Асламбека Абаева Ханифой была отправлена в одно из немногих женских учебных заведений Кавказа – Тифлисское заведение св. Нины. Этот пансион содержался благотворительным обществом, совет которого составляли знатные дамы – жены высокопоставленных чиновников. В его «Уставе» говорилось: «Воспитание девиц в учебных заведениях св. Нины имеет целию образовать добрых жен и хороших матерей… Будучи предназначены провести жизнь свою, большею частию, в кругу скромном и при ограниченных средствах, они приобретают в заведениях общества познания, соответствующие будущей их участи, приучаются к полезным рукоделиям и к домашнему хозяйству, а главное, к бережливости и порядку, могущим пособить в домашнем быту недостатку средств». Учеба Фузы и Ханифы продолжалась 11 лет. В программу обучения входили русский язык, арифметика, география, история, рисование, рукоделие.
По окончании основного курса обе девушки поступили в специальный, педагогический, класс, но вскоре Ханифа Абаева, приняв предложение учителя Гасан-бека Меликова (Зардаби), вышла замуж и уехала в Баку. Она стала известной в Азербайджане деятельницей женского просвещения, заведуя русско-мусульманским училищем, помогая мужу издавать газету, устраивать спектакли, собирать музыкальный фольклор. Ее знали как Ханифу-Ханум Меликову.
Фуза Шакманова окончила педагогический класс в мае 1873 г. и благотворительный совет, сообщая об этом в Нальчик, просил выслать «на обмундирование г-жи Шакмановой около 200 руб.», а также предоставить ей место для службы. В Тифлис был командирован окружной переводчик Салях Махаров (родственник Шакмановых), который и привез Фузу в Нальчик в начале июня 1873 г.
Разумеется, обладая определенными педагогическими познаниями, юная учительница могла рассчитывать на какой-то эффект. Но – и это было главным препятствием – от учеников ее отделял языковой барьер.
Учитывая многовековые традиции горского общества, организация аульных школ на русском языке сама по себе была шагом рискованным, а невозможность непосредственного языкового контакта с учениками делала образовательные задачи почти недостижимыми. Чем же был вызван этот странный эксперимент? Наивной верой в силу просветительских идей? Или надеждой дать хоть слабые навыки обучения в ожидании выпускников педагогического класса горской школы? И тогда юноши-переводчики могли считаться своего рода практикантами? Видимо, подобные мотивы присутствовали в намерениях таких энтузиастов народного просвещения, как знаменитый попечитель Кавказского учебного округа Януарий Михайлович Неверов (1810–1893) или смотритель