– Я имею в виду вашего сына.
У Игоря глаза полезли на лоб. Он-то ничего про Тимми не знал… У мистера Эванса исказилось лицо.
– Да, Тим – психокинетик. И разрешение на генную операцию давал я. Но ничего плохого ему эта способность не принесла.
– Вы видели взрослых психокинетиков? – тихо спросил я.
Он покачал головой.
– Ну а я знал одного. Почти полная потеря зрения, руки в язвах до самых локтей. Ему было двадцать семь, он выглядел на пятьдесят.
Мистер Эванс прикрыл глаза. Сейчас и он выглядел на пятьдесят, не меньше.
– Я знаю. Слышал… Да меня и предупредили врачи из Центра. Это бывает, если очень сильно перегружаться. Очень… Но что я могу поделать? Вы же теперь все взрослые… Не надо дожидаться пятнадцати… или сколько там было раньше лет. Сдал экзамен – и можешь распоряжаться собой. Если вы сумеете уговорить Тимми – я буду только рад. Пусть оперирует хотя бы два… Ну три раза в неделю.
– Оперирует? – Игорь вскочил с кресла. Непонятная реакция. Всем известно, что психокинетики становятся в основном хирургами. Только они способны выдрать, вытащить из человеческого тела запущенный рак со всеми его метастазами или вылечить порок сердца у еще не родившегося ребенка. Игорь повторил:
– Оперирует? Но ведь для этого необходима вторая ступень. Право на коллективную ответственность…
В полной тишине мы смотрели, как отец Тимми достает из ящика стола знак самостоятельности. Такой же, как у нас с Игорем. Только слова на нем другие: «Достиг возраста коллективной ответственности».
– Тим его не любит. Отдал мне на сохранение.
– Ну я дурак… – отчетливо прошептал Игорь. – Дурак.
Он поднес знак к глазам, словно не веря. Потом быстро вышел из комнаты.
– Если бы их было больше… – как-то безнадежно произнес мистер Эванс. Ухода Игоря он, похоже, не заметил. – Тим ведь понимает: если он не поможет человеку, тот умрет. Вот и делает по три операции в день…
«А в редкие выходные развлекает своими способностями любопытствующих роддеров», – подумал я.
– Это ведь оказалось не очень и сложно – телекинез. Синтезировали какое-то вещество, оно позволяет любому стать психокинетиком. Но выпуск его наладить не могут, приборы не позволяют добиться чистоты раствора. Кажется, оно называется псикиноверрином…
– Псикиноферрином, – автоматически поправил я. – Там молекула гема в цепи. ПКФ встраивается в эритроциты.
…Боль. Дикая, запредельная, невыносимая боль. Выворачивающие все тело судороги. Фиолетовый туман, в котором плавают раскаленные добела шарики. Вот такой он – запах ПКФ для моего «суперобоняния». Длинный коридор. Белые стены. Режущий глаза свет. Я ползу по гладкому холодному полу. Навстречу уже бегут – проклятые, ненавистные белые халаты, такие же холодные и чужие, как эти стены. Меня тошнит, вместе с блевотиной выплевываются сгустки темной крови, прямо на чистые халаты, в сочувственные, встревоженные