Не сразу мы догадались, в чем тут дело, а уж когда догадались, стало Франческе совсем туго. Нечего и говорить, что никто ее в жены брать не собирался, хотя до этого очень даже поглядывали. Так бы и тянулось, наверное, до сих пор, когда бы не дон Эса с Каброры, энтомолог, собиратель халдейских рукописей. Приехал дон Эса в город Ноли, прознав про наши чудеса, поселился в гостинице (тогда как раз кофейные зерна горчили, оттого что Франческа с теткой в прачечной поругалась) и сразу, в первый же день, сказал, что знает, в чем тут дело. Так и сказал, с торжеством в голосе, на слушателей поверх очков глядя и головой, похожей на перезревший плод, покачивая.
Фань гун цзы син, как говорят китайцы, ищи в самом себе! – сказал он, это в вашей барышне не пчела и не муха никакая, а всамделишная Оса Беспокойства, я за ней всю жизнь гоняюсь, в моей коллекции как раз такой и не хватает для полного моего энтомологического счастья. Берусь, сказал дон Эса, вас от напасти избавить и необъяснимое в городе под корень извести, потому как совершенно безотказный способ знаю. Только вряд ли на это семья Франчески согласится.
Что же это за способ такой, спросили дона Эсу, а он возьми и скажи: Осу Беспокойства из девушки только так достать можно, что после этого на ней жениться придется непременно и сразу. Впрочем, я готов и заранее жениться, уж больно мне эта штука для коллекции надобна.
Ладно, делай, сказали ему, подумав, жители Ноли и, девушку не спросив, отдали ее старому дону Эсе. Надо ли говорить, что на свадьбу весь город собрался, рисом и конфетти бросаться, на заплаканную малышку с умилением глядеть да холодную граппу всю ночь потягивать в ожидании избавления. Все торговцы пришли, даже рыбаки из Нижнего города, даже столетняя донья Корсо, у которой такой большой горб вырос, что она со времен Монте-Кассино в постели обедает, а обед ей из лавки на веревке в корзине доставляют, – короче, все пришли, ведь радость какая.
Не прошло и двух часов, как дон Эса с молодой женой в спальню удалились, а вот уж он и сам вышел, пошатываясь (видать, непросто ему дался старинный халдейский метод), а в руках коробочку сжимая, маленькую такую бонбоньерку. Вот, говорит, ваша Оса, больше ей вас не мучить, на булавку ее и под стекло! И коробочку показывает, высоко над головой поднимая, будто кубок на регате, что мимо Ноли каждый год на всех парусах пролетает. Зашумели гости, стали дона Эсу славить, даже качать хотели, да тут, как на грех, пьяный Филиппо заявился, в двуцветных штиблетах и с угольной гвоздичкой в петлице, ему-то там быть и вовсе не следовало, потому как до всех несчастий он Франческу на танцы водил и леденцы ей за щеку совал.
Подошел он к дону Эсе и поглядел ему прямо в лицо, а с чего это, говорит, мы тебе верить должны, старый джиоттоне? может, ты нашу глупышку