Дни тянулись за днями, недели за неделями, месяц проходил за месяцем, а сообщения о встрече от Анюты всё не было. Наступил без обычной радости следующий Новый год. Не нарушая обещания, я издалека видел её несколько раз – она стала ещё краше и желаннее. Потом я узнал, где она живёт, и стал прокладывать свои маршруты мимо её дома.
В начале весны я увидел Анюту и взрослого мужчину. Они шли под руку и о чём-то говорили, потом остановились и поцеловались. В тот момент я понял, что такое измена, ревность и всё остальное, предшествующее этому событию.
Перед экзаменами в школьном коридоре мы случайно столкнулись с Анютой. Она прошла мимо, бросив на меня короткий взгляд, как мне показалось, холодно-жёлтого цвета. Это был отблеск последнего лепестка фиалки трёхцветной.
Похвальная грамота
В тёплых утренних лучах солнца лета 1932 года на завалинке возле высокого деревенского дома сидел щупленький дед. Его маленькая фигура, сгорбленная спина, морщинистое лицо, поросшее давно не стриженной чёрной с проседью растительностью, резко контрастировали с большим, ещё крепким домом, срубленным из очень толстых брёвен. Старик подумал, что это, наверное, последнее из его прожитых девяти десятков лето и воспоминания нахлынули на него с хронологической последовательностью.
Впервые себя Андрей помнил в играх с шестью старшими братьями, самые взрослые из которых баловали его, средние относились равнодушно, а вот младшие норовили обидеть. Затем в памяти всплыло доброе лицо матери, а в ушах прозвучал грозный голос отца: «Хватит лоботрясничать, завтра с братьями отправляйся сено ворошить!» Так закончилось детство, и потекла череда трудовых мозолистых лет. В страду работали до изнеможения, а в престольные праздники гуляли так, что чертям тошно было – застолья до тошноты, драки с парнями из соседней деревни до членовредительства. В деревне их дом, рубленный отцом с дедом, которого Андрей не застал живого, был самым большим. Злые завистливые языки нашёптывали, мол, ваш тятька лиходеем был и на кровавые деньги такой дворец отгрохал. Старшие братья говорили, что «наш батька во время войны с французами солдатскою доблестью отличился, и сам Кутузов ему за это мешок денег отвалил». Ещё была царская грамота подтверждающая сии подвиги, но мать её при уборке по неразумению в печи сожгла, за что нещадно была бита мужем. Потом вспомнились проводы старшего брата на военную службу – во время застолья он впервые тайком испробовал хмельной браги (не понравилось). Через несколько лет Иван вернулся на костылях без ноги и с медалью на груди «За Крымскую войну». Пожил он недолго – культяпка вскоре загноилась, и брата снесли на погост. Через год «забрили» в солдаты и следующего по старшинству брата Гаврилку. Средних двух сыновей Никиту и Игната отец отправил учиться – то ли в Псков, а может в Санкт-Петербург. По истечении какого-то времени в один год не стало следующих двух братьев Василия и Прохора – одному в драке проломили колом голову, другой умер от неизвестной скоротечной болезни. В довершении несчастий с почтовым ямщиком пришло извещение о гибели Гаврилы и медаль «За