Мои бронхи глубоко и нервно затягивают дым, пока мать и её дьявольски голосистый сын в сопровождении ещё двух таких же замотанных в тёмную ткань мамаш с выводками неторопливо проплывают мимо меня. Вот у кого перманентный дзен, думаю. Мне остаётся только завидовать и практиковаться.
Прямо передо мной останавливается такси, вслед за ним ещё одно. Из первого выходит мужчина – практически икона стиля. На нём бежево-кремовый джемпер, повязанный на плечах, узкие штаны на три тона темнее, скроенные, как джинсы, и плотно облегающие его длинные ноги. Его глаз не видно из-за странных очков, не затемнённых, а словно покрытых полупрозрачной зеркальной плёнкой, однако даже так ясно, что парню с внешностью повезло. Бог не поскупился, отвешивая ему полезных в жизни бонусов, но мои глаза намертво приклеены к его груди – в век увлечения красотой подтянутые мужские тела не редкость, но этого мужчину от остальных отличает «порода».
Господи, думаю, и ведь спит же кто-то с такими!
Он щедро расплачивается с водителем, судя по тому, с каким энтузиазмом тот благодарит и желает «лёгкого полёта», одновременно выуживая из багажника чемодан.
Не позднее чем через десять секунд хроника событий самого длинного в моей жизни дня любезно мне демонстрирует, кто именно «спит с такими». Выскользнувшая из второго такси стюардесса австрийских авиалиний (судя по ярко-алому цвету её узкого платья и кругленькой шапочке поверх затянутых в узел волос), широко улыбаясь, окликает мужчину. Однако, что именно она хочет, не ясно не только мне, но, похоже, и ему:
– Извините? – отвечает он ей по-английски, вытягивая ручку своего чемодана.
И она тут же переходит с немецкого на международный:
– Простите, не могли бы Вы мне помочь?
– Конечно, – отвечает он.
– Очень тяжёлый чемодан, никак не погружу его на тележку, – расплывается в белозубой улыбке. И где они только берут настолько яркие помады? Эксклюзивная серия, специально для стюардесс?
Мужик выпрямляет спину, глядя с некоторым подозрением на её, мягко говоря, небольшой чемодан, затем снимает со своего плеча чёрную дорожную сумку и аккуратно устраивает её поверх своего чемодана, предварительно проверив надёжность конструкции.
Не канадец, думаю. И не американец. Британец, скорее всего, раз уж его язык – английский. Мужчина из моих краёв брякнул бы ту сумку на асфальт, не беспокоясь ни о пыли, ни о подсохших плевках, ни о жирных пятнах сомнительного происхождения.
Далее происходит нечто не совсем для меня ясное: мужик делает ровно один неуклюжий шаг в сторону стюардессы, подцепляет её чемодан (мне чётко не видно из-за его спины, но по лёгкости его движений и выражению её лица – похоже, что одним пальцем) и водружает его на тележку. Игривости в ней теперь почти больше нет, и мне до безумия интересно, по какой причине.
– Стоя или лёжа? – спрашивает её голосом Господа, уставшего от грехов смертных.
– Лучше лёжа, – не теряется