И правда, какой смысл помнить? Ведь это ждёт и её – новая жизнь. Уже неважно, что происходило или произойдёт с этим телом, если она всё равно от него откажется. Может, просьба найти ей «сосуд», лишённый невинности, и правда была глупой. Хотя она ни в чём уже не была уверена на сто процентов, кроме как в своём решении разорвать приносящую страдания связь.
– А во сколько ты девственность потерял, ну… Другой ты?
– В пятнадцать.
Мия усмехнулась: она бы никогда не догадалась, но не рискнула сказать это вслух. Вместо этого она решила вернуться к проблемам насущным, постучала пальцами по колену и вздохнула.
– Значит это твоё окончательное решение?
– Да, я отыгрываю последний тур.
– Если ты считаешь, что так будет лучше.
Она почти незаметно улыбнулась, словно Алекс способен её увидеть. Да и это не имело уже значения, ведь он часто вызывал её улыбку и наверняка об этом знает. Мия просто хотела, чтобы её лучший друг воплотил свою мечту, хотела разжечь его огонь пусть и в последний раз, увидеть, как ярко сияет Алекс, озаряя танцпол и согревая замёрзшую балерину своим внутренним солнцем. Она даже почти не злилась, но только почти.
После этого разговора Мия ещё долго не думала ни о чём, кроме повседневных хлопот и тренировках. Даже ночные родео её соулмейта не вызывали должных эмоций: да, больно, да, немного неприятно, но вполне терпимо. И тогда пришла мысль, что, может, если она привыкла, то не надо отказываться от связи, не надо умирать и терпеть немыслимое, накликая на себя проклятие, ведь она сможет это вытерпеть. Да и бабушке не придётся объяснять каким образом её внучка воскресла в другом виде. Хотя насчёт того можно ли ей будет всё объяснить родным Мия очень и очень сильно сомневалась.
Противоречия буквально разрывали её, но при этом помогали поднять технику на новый уровень, даже Ландау её похвалил. А, в последнее время особенно замкнутая, Инес восхищённо выдыхала, точно так же, как когда-то наблюдая за Янковским. Упомянутый Владислав наоборот только мрачнел с каждым днём, но старалась улыбаться.
Очередная постановка была не за горами, когда Лидия Савицкая попала в больницу.
Мия разрывалась между любимой бабушкой и театром, убивалась на репетициях и уставшая шла к единственному родному человеку. Своё день рождения она отпраздновала там же, сидя в пропахшей медикаментами палате и читая бабушке недавно приобретённую специально для их встреч книгу. Они не обсуждали здоровье, потому что Мия итак узнавала все нюансы, доставая врачей и медсестёр. Она искренне старалась сделать всё, чтобы бабулю побыстрее выписали из этого адского заведения, для неё – лишённого надежды, и знала то, что никогда не сможет принять.
Потому, она просто кусала в те редкие ночи, проведённые на своей квартире, кулаки, тряслась беззвучно, извивалась, словно от разряда электричества, и рыдала без слёз, на сухую: приговор – один год, и то с натяжкой – выворачивал наизнанку. А потом, как порядочная внучка, утром шла к бабушке, отмечая каждое изменение в морщинистом лице,