– Прокуратор желает, чтобы Варавва узнал все?
– Нет, Арканий, нет. Не сразу. Все ему знать пока не надо. Ему надо узнать все об Учителе, его Учении и Вере. Узнать, чтобы возненавидеть его убийц: прокуратора Понтия Пилата и первосвященника Кайафу. Как вы думаете, найдется такой человек, который мог бы возбудить любопытство Вараввы и затем удовлетворить его? Причем так, чтобы он задумался – этот игрок, вор и убийца?
Арканий подумал: «Именно этого хотел и к этому призывал тот, кого казнили, чтобы люди задумывались о том, что они творят», – и сказал:
– Это непросто. Надо подумать.
– В вашем деле, полагаю, простого вообще ничего нет. Подумайте, прошу вас. – Пилат замолчал: «Кажется все».
Арканий вежливо поблагодарил за обед и беседу и, чуть помедлив, поинтересовался: – Могу ли я быть свободен?
Последовал короткий ответ: – Да.
Пилат подергал бечевку и, когда в зал вошли служанки, попросил проводить гостя. Арканий в сопровождении Луции покинул зал, Тертулла быстро убрала со стола.
Пилат, оставшись один обменялся взглядом с Амоном, покосился на еле различимый силуэт князя тьмы, и занял кресло за рабочим столом с намерением осмыслить ситуацию. После встречи с Арканием многое прояснилось, но не все. Неясно, почему Кайафа, настояв на казни Иисуса, пошел дальше? Почему он думает, что ему будет лучше, если император отзовет меня и назначит другого? Пожалуй, объяснение может быть только одно. Страх. Кайафа боится, он опасается моей мести, он понимает, что наместник императора никогда не смирится с мыслью, что его использовали как слепое орудие и никогда не простит этого. А коли так, то, с точки зрения Кайафы, все средства хороши, ибо хуже уже не будет. Да, вероятно, так. Однако, конфликт с Кайафой, это все же частный случай. Но за ним вырисовывается и кое-что общее: сложившаяся форма власти – римской и иудейской – дает возможность местным иерархам вести хитрую политику за спиной Рима, осторожно и тайно разжигать антиримские настроения в народе и на этой основе укреплять собственную власть.
Пример хитрого и коварного Кайафы в провоцировании волнений в Иерусалиме показателен. Прав Арканий – народ хворост, а факел в руках Кайафы и может быть брошен в толпу в любой момент. Ах, Кайафа, Кайафа, змеиная ты порода, ты открылся и открыл мне глаза. Теперь я знаю, что делать, и это знание – мое лекарство.
В то время, когда Пилат во дворце разбирал ситуацию, одинокий всадник пересек городскую черту у южных ворот и покинул город, направляясь в Иерусалим. Поднявшийся весенний ветер бросал ему в лицо волны раскаленного воздуха вместе с пылью, песком и стебельками прошлогодней высохшей травы. Из-за этого, несмотря на высокое еще солнце и жару, всадник кутался в свой плащ, опустив на голову капюшон и подвязав его под подбородком стягивающей тесьмой. Отдохнувший