Полтергейст из березовых фотообоев. Миша Токарев

что, допил мой кефир, тогда пойдем спать. В дверь звонят, кстати. Поздно уже, кому там открывать. Это ко мне, это ко мне – говорит тетя Инга, и бежит в халатике с желтыми обезьянами к двери. Ну, если к тете Инге, тогда не ко мне, и ничего, гостей я не ждал уже, поздно. Но краем глаза все же замечаю, кто на пороге стоит, а вот уже и зашел. Поздоровался, тетю в щечку: чмок. Обувь снимает, меня по голове потрепал, на кухню идет, ну, пусть идет. Этот человек – говорила тетя Инга – ее коллега по работе, который занимается паранормальными вопросами. Наверное, он нам сейчас поможет. Главное, чтобы помогал он не слишком громко, нам завтра с Яной к новой лабораторной работе готовиться в девять утра. Так что режим сна никто не отменял. Самое главное, я собрал себя в тетрисе, теперь можно и поспать.

      Когда я был еще космонавтом

      После белых снежинок, которые кружатся с утра, телевизор начал показывать криминальную Россию. И я рефлекторно стал засыпать. Это своего рода такая традиция у меня, прикрывать слипающиеся глазки в то время, когда начинает лаять собачка под звуки оркестра. Она лает совсем не агрессивно, дедушка в соседней комнате покашлял и прибавил громкость, чтобы своим кашлем не волновать мою маму. Но она все равно волнуется и бежит к нему в комнату, заглядывает ко мне. Заяц, ты почему не спишь, ну-ка спать, завтра на утренник рано – улыбается мама, а потом и я улыбаюсь, укрываясь одеялом с мишками с головой. И мне, действительно, завтра идти на утренник. А этот утренник, как я представляю, будет не хуже песни про белые снежинки, которые пели ребята в детском саду перед криминальной Россией.

      И я почти засыпаю, представляя, как миллионы планет бороздят триллионы вселенных. Представляя, что снег за окном и свет из-под двери в коридоре это лучи, которые уносят меня на орбитальную станцию. А над головой взаправду жужжит муха. И я не очень понимаю, как она смогла выжить при минус сорока. Такая температура вроде была сегодня утром на термометре у нашего консьержа. И вот эта муха, она в какой-то степени мамонт или тираннозавр или даже трицератопс. Потому что это надо уметь, восстать из вечной мерзлоты и сохранить свой рассудок и моторику в состоянии боеготовности. Она ползет по моей шее, делает так: бжжии, бжжии. И мне совсем не хочется ее убивать. Из комнаты слышится: по горячим следам был задержан маньяк. Я вскидываю руку, и муха кончается. И я засыпаю совсем.

      Мама треплет меня по голове и говорит: браылльулщлььь шмкуо сзщле – очень ласково говорит и, похоже, хочет, чтобы я вставал. Но слова не очень сплетаются в мысль, я разбираю только: на утренник опоздаем. И эта фраза действует гипнотически. Я подрываюсь скорей умываться. А вода холодная, очень холодная. От холодной воды я просыпаюсь окончательно. Интересно, можно ли проснуться не полностью и функционировать целый день. На кухне дедушка читает газету и желает мне доброе утро. Доброе утро, мама и дедушка – говорю всем присутствующим