– Плывет! Плывет! – услышала она крики Корбо, своего младшего брата.
Тот бежал от обрыва и радостно размахивал руками, припрыгивая от возбуждения. Мелирик выскочила наружу и вместе со всеми кинулась к реке.
Из-за излучины показалась лодка с огромным мешком на корме.
– Гляньте-ка! Сколько подарков! – загалдели женщины и поспешили к каменистому спуску.
– Подарков ли? – прищурился подоспевший дед. – Мешок-то, кажись, живой!
Острый глаз не обманул старого охотника, скоро и остальные разглядели, что на корме мелкодонки сидит человек, обхвативший колени. А когда лодка причалила, и Васка помог «мешку с подарками» выбраться на берег, все увидели, что это замотанная в шелка девица. Встречающие смолкли и недоуменно переглянулись.
– Чего, как рыбы, рты раззявили! Али мне не рады!
– Рады-радешеньки! – вышла вперед жена и низко поклонилась. – Удачно ли съездил, хозяин?
– Еще как удачно! Вот! Принимай в дом!
– Кто ж она будет? – прищурился дед.
– Жрица она будет! Из этого, как то бишь его? Страна с таким срамным названием… В общем, из-за дальних морей! Уразумел?
– Жрица?! Ишь ты! У нас что же, сынок, своих ртов мало? Глянь, кака дылда! Небось ест за троих! Не зря ж ее жрицей прозвали!
Женщины разом загалдели.
– Что расшумелись, клуши отсталые! – подбоченился Васка. – Жрица – это слово такое заморское, – он поучительно поднял палец. – Теперя эта жрица будет жить с нами, и Бог даст – родит нам высоченного богатыря!
– Это как же так?! – запричитала в голос жена. – Ты это что ж, на постелю ее с нами положишь?! Да что же люди-то добрые скажут!
– Ничего не скажут! Позавидуют! – Васка приобнял жену. – А потом, за Байкалом весь люд так живет!
– Так то ж не люди, то ж басурмане!
– Уймись, женщина, да поспеши обрядить нас с дороги! Вона, ночь уже на пороге!
– Тятя, а ты мне бусики-то привез? – дернула его за рукав дочурка и поморщила носик от необычного аромата, источаемого новой тетенькой.
– Я тебе их из зубов волчишки сделаю, – присел Васка и потрепал свою младшенькую по голове. – Ну-ка, веди нас к очагу!
– Совсем очумел! – зашушукались им вслед женщины. – Гляньте-ка, чего привез вместо подарков!
– Чего раскудахтались? – обернулся Васка. – У вас и так полны мешки побрякушек. Перетопчетесь в этот раз!
Он взял жрицу за руку и потащил в сторону самого большого шалаша. Женщина едва поспевала за ним, семеня в плотно обмотанных шелках. Ее скрытое от чужих глаз лицо выражало глубокое разочарование.
«Так тебе и надо! – со злостью думала она. – Размечталась о райских кущах, царевна востока, шайтан тебя забери! А с дикарями пожить не хочешь?»
Она вспомнила, как только вчера радовалась, когда новый хозяин повез ее на ярмарку.
«Наконец-то меня купит какой-нибудь богатый и благородный господин! – мечтала она. – И я снова заживу веселой гаремной жизнью наложницы!»
И ведь все к тому шло. Когда крутолобый Октай вел ее по Илимску, множество статных и богато одетых молодцев попадалось им на пути. Однако вместо расписных ворот Гостиного Двора хозяин завел ее в грязную харчевню.
– Семен! – крикнул он в полумрак.
– Октай, ты? – из-за дальнего стола приподнялся захмелевший мужик. – Давненько не виделись, хрен монгольский!
– Да уж почитай с прошлой зимы! Как там Ванавара? Стоит?
– Стоит!
– Стоит! Звучит хорошо, как ни посмотри!
Семен шутки не понял.
– Да стоит наша фактория, стоит, что ей сделается! Ты-то как?
– Потихонечку, а ты, как я посмотрю, опять сбежал от домочадцев? – уселся напротив Октай. – Опять бражничаешь вдали от тещи!
– Есть такой грешок! – расхохотался мужик.
Наложница Октая покорно стояла рядом, даже не пытаясь понять чужую речь. За свою жизнь она сменила немало разноязыких хозяев и со всеми говорила на одном языке – языке тела.
– А я вот привез арабскую наложницу из своего терема, – продолжал между тем Октай.
– Набожницу? Богомолку что ли? – без интереса глянул на нее Семен.
– Да не набожницу, а наложницу, жрицу любви!
– Жрицу любви! – глаза Семена загорелись. – Так охоча до любви, что мужиков с потрохами сожрать готова?
– Если бы только мужиков, – пробурчал в сторону монгол. – Слушай, друг, ты не знаешь, кто тут у вас терема держит?
– Окстись! Мы, православные, этим не балуемся, грех это большой, – мужик перекрестился. – Как только вы, басурмане, докатились до жизни-то такой теременной? Тьфу! Срамота!
– Э-э-э,