Готовясь к вторжению в Эфиопию, дуче испытывал все большее беспокойство по поводу смешанных браков в Эритрее и Сомали, бывших тогда итальянской колонией. Поэтому в августе 1936 г. был принят закон о сегрегации в Восточной Африке. Вслед за ним в апреле 1937 г. последовал закон о запрете смешанных браков, на чем Муссолини настаивал начиная с 1932–1933 гг. А в июле 1938 г. его окончательный поворот к расизму был закреплен Манифестом расовых ученых, где прославлялась «средиземноморская раса», полностью очищенная от «семитского населения». Манифест заклинал итальянцев от смешения с евреями и африканцами. Вслед за этим летом и осенью 1938 г. по всей Италии прокатилась антисемитская кампания.
К тому времени в Италии уже появились несколько расовых теоретиков, и отдельные положения расовой доктрины начали включаться в школьную программу. Идеи Манифеста были тут же подхвачены и начали развиваться итальянскими учеными, прежде всего биологами; научный дискурс быстро обогатился такими терминами, как «расизм», «организм», «чистая раса», «гибрид», «дегенерат». Существенно, что Манифест следовал германской расовой теории и отдавал приоритет биологическому над духовным. Кроме того, в Манифесте подчеркивалась «арийская природа» итальянцев, и они объявлялись «самой чистой расой» в Европе, хотя, судя по документам, сам Муссолини не придерживался идеи «чистоты крови». Однако, выступая на заседании Национального совета фашистской партии в октябре 1938 г., дуче объявил итальянцев «чистыми арийцами средиземноморского типа»[495]. По мнению Арона Джилета, тот пытался использовать идею расы для укрепления национального единства, причем стержнем такого единства должны были стать фашистские ценности. Именно этому и служило понятие «расовой души»[496].
Грандиозные изменения в положении афроамериканцев в США происходили в 1960–1970-х гг., когда они добились принятия антидискриминационного законодательства. В этих условиях «черная идентичность» была переосмыслена. Если раньше она лишала чернокожих самоуважения и закрепляла их приниженное положение, то в конце 1960-х гг. лидеры черного движения сумели наполнить ее позитивным содержанием.
Сегодня «черная идентичность» в США снова испытывает интересные превращения; она уже не столь гомогенна и однозначна, как несколько десятилетий назад. Принадлежащее к среднему классу чернокожее население никак не вписывается в привычный образ «черного», связанный, с одной стороны, с духовностью, чувственностью и артистичностью, а с другой –