Революция окончилась, но парижский народ, пристрастившийся к баррикадной борьбе на городских улицах, стал поднимать бунты гораздо чаще, чем прежде. После процесса министров следующим серьезным испытанием для властей стал разгром церкви Сен-Жермен-л’Осеруа (в самом центре Парижа) 14 февраля 1831 года. Поводом к нему послужило богослужение за упокой души герцога Беррийского, убитого 11 лет назад, в ночь с 13 на 14 февраля 1820 года. Службу устроили сторонники свергнутого Карла X, которые теперь именовались не просто роялистами, а «карлистами» или «легитимистами», так как они считали, что Луи-Филипп занимает престол незаконно, нелегитимно. Не успела начаться заупокойная служба, как толпа заполнила церковь, принялась срывать со стен и топтать ногами распятия, разбивать статуи и витражи; через несколько часов от церкви остались только крыша и голые стены.
На следующий день, 15 февраля, та же судьба постигла дворец архиепископа на острове Сите; не только кресты, но и книги из богатейшей архиепископской библиотеки полетели в Сену. Затем кресты были сорваны с большей части парижских церквей. При этом городские власти бездействовали и не предприняли практически ничего, чтобы помешать грабежу; в этом их обвиняли даже те, кто не слишком симпатизировал католической религии.
Противники имелись не только у бывшего, но и у нынешнего правительства: в начале апреля 1831 года начался громкий судебный процесс над девятнадцатью членами Общества друзей народа – в большинстве своем офицерами-артиллеристами, служившими в национальной гвардии. Их обвиняли в намерении ниспровергнуть режим Луи-Филиппа с оружием в руках. Участие в заговоре они отрицали, однако вовсе не отрекались от своего неприятия нового режима, обманувшего ожидания народа, и открыто объявляли себя республиканцами. Этому посвятил свою речь на суде один из обвиняемых, Годфруа Кавеньяк. Его выступление высоко оценил Лафайет, который пришел на заседание суда, чтобы выразить сочувствие молодым единомышленникам. Суд присяжных оправдал всех обвиняемых, и на следующий день Париж бурлил сильнее прежнего: толпа, выкрикивавшая антиправительственные угрозы, заполонила набережные и бульвары, и разогнать ее удалось с большим трудом; убегая, манифестанты швыряли камнями в стражей порядка.
Примерно по такому же сценарию проходила жизнь на парижских улицах едва ли не каждый день с марта по сентябрь 1831 года. Предлогом для волнений становилась любая мелочь, от судебного заседания до ссоры в кабачке или просто на перекрестке.
Народное