– Я поручик Смирнов, начальник обоза первого разряда[14], приказываю вам!..
– Замолчите, поручик… Я вас арестовываю, я полковник Носицкий, командир нестроевой роты…
В другом месте шел спор из-за женщин.
– Куда лезете с бабами! – кричал какой-то офицер. – Приказа не читали!..
– На черта мне ваши приказы, когда я вам приказываю пустить повозку!..
– А я не пущу!..
Путаясь между повозками, едва вытаскивая ноги из грязи, мы наконец нашли свою роту, она была в сборе.
– Кто пришел? – грозно спросил фельдфебель, держа список в руках. – Шатаются там! – добавил он, отмечая нас в списке. Мы пристроились на левом фланге, я спереди, мой Тихий, левее меня Половинка и Шпак – оба почтовые служащие из ст. Желанной[15].
– Ну и здорово же тот осадил бабу, – бормотал Тихий, оглядываясь назад.
– Кого? – спросил Половинка.
– Да знаешь того рыжего поручика, что с женой, – иду я вчера по улице, а он – эй, нижний чин[16], почему чести не отдаешь, под арест захотел!.. А сегодня его самого не пускают с бабой, – фыркнул Тихий. – По-моему, всех баб бросить к чертовой матери, – добавил он и сплюнул. – А то таскают…
– Нижним чином обозвал, – осведомился сосед справа от меня в заячьей капелюхе[17] с саквояжем в руке, – и вы ничего?
– А што ж?! – удивился Тихий.
– Хм! – фыркнул сосед в капелюхе. – Да я его в морду бы!..
– Кого?! Ахвицера? – удивился Тихий.
– А то ж ково? – усмехнулся «капелюха». – Мало ли мы их перебили!.. – добавил он и покосился на меня.
«Вот тебе и раз, – подумал я, – вот так рота, куда я попал, – здесь такие речи, а когда дойдет до дела, что то будет – посмотрим, что дальше будет». Недаром Митя В…, удравши с фронта, ругал Добровольческую армию и говорил, что жестоко разочаровался в ней и ни за какие коврижки он не вернется к ней.
– Смирно! – раздался голос фельдфебеля.
– Напраааа-во! – На плечо! – Шагом марш!
Обходим повозки. Толпимся на узком тротуаре, держась за мокрые доски забора, чтобы не упасть в грязь, и наконец выходим на широкое шоссе. Уже окраина города. Наш 1-й батальон громадный, более тысячи человек, наша 2-я рота 280 человек. Идем в ногу, какая-то баба вышла за калитку, крестит нас и плачет. Выходим в поле. Легкий ветерок. Уже рассвело. Прощай, Бахмут! Когда-то я тебя увижу снова. Увижу ли?
Зайцево. 12 декабря ст. ст. Вот уже четвертый день идем. Грязь невылазно. Грязны все, как свиньи. Сделали от Бахмута верст[18] семьдесят. Ноги у меня страшно натерты, так, что больно разуваться. Портянки прилипают к натертым местам, страшно больно. У Тихого тоже – это просто мука. Особенно если приходится идти по густой грязи. Сапог задерживается, нога движется в сапоге, и раны болят. Сегодня делаем дневку. Пообедали суп, в котором горошина горошину догоняет с дубиной, – смеялись солдаты. Лежим в теплой