– Как вы познакомились с ним? – спросила она. – Ведь он, кажется, не из вашего круга. Я не представляю его в этом обществе.
Ее глаза обежали гостиную, смеющихся дам, их затянутые в корсеты фигуры, пышные шелковые юбки, белые обнаженные плечи и бриллианты на шее. Если здесь кто-то и вздумает голодать, то только из тщеславия. Стараясь быть справедливой, хотя бы к незамужним дамам, Эмили подумала, что единственной надеждой на благополучие для них была красивая внешность.
– Он тоже был одним из них, – пояснила Таллула и с вызовом посмотрела на собеседницу. – Вы считаете, что я вижу его сквозь некую романтическую дымку, не так ли? Что я не знаю, каков он на самом деле… и способна оценивать его лишь по его нынешним поступкам и делам? – Она покачала головой. – Это не так. Ему столько же лет, сколько моему брату Финли, они когда-то были друзьями. Финли старше меня на восемь лет. Я помню, как Яго часто бывал у нас в доме. Мне в ту пору было шестнадцать, и это было еще до того, как я стала выезжать в свет. Он всегда был предельно вежлив и внимателен ко мне.
– Но теперь все изменилось?
Мисс Фитцджеймс посмотрела на Эмили с упреком:
– Да, изменилось. Он, разумеется, вежлив при наших случайных встречах. Он такой со всеми. Но теперь в его глазах я вижу презрение. Лишь одно то, как он подчеркнуто вежлив со мной, говорит о том, что он не видит во мне достойного человека и, скорее всего, просто меня презирает.
– Почему он должен вас презирать? Это уж слишком!
Лицо Таллулы, утратив свою живость и решимость, стало несчастным.
– Возможно, я преувеличиваю и «презрение» – слишком обидное слово. Просто у него нет времени для меня. Да и я занята лишь собой – езжу с одной вечеринки на другую, наслаждаюсь роскошной едой, хотя не заработала своим трудом ни пенса… Я даже не умею готовить. – Она повела изящным плечиком. – Я ни разу не задумалась, откуда все берется в нашем доме. Стоит мне только позвонить на кухню, как мне тут же подают еду на тарелках, остается только разжевать и проглотить. А потом тарелки забирают и делают с ними то, что положено. Моют, я полагаю, ставят на место, но я об этом никогда не думаю.
Девушка поправила складки платья на коленях. Ее пальцы любовно касались мягкой яркой ткани.
– У меня роскошные платья, которые сшила отнюдь не я сама, и я не собираюсь учиться тому, как их беречь и чистить, – продолжала она с горечью. – Для этого у меня есть горничная; она одевает и раздевает меня, она отправляет мое белье к прачке, кроме самых дорогих платьев, как вот это. Его моя горничная сама выстирает или почистит. Некоторые из платьев, я слышала, приходится прежде распороть, чтобы как следует вычистить.
– Да, это так, – подтвердила Эмили. – Весьма сложная и долгая процедура.
– Вот видите!
– Ну и что? Ведь многие живут так. Разве вам все это не нравится?
Таллула вскинула голову, губы ее сжались в узкую линию, а глаза с вызовом посмотрели на миссис