По роду своей профессии он был вхож в любой дом, а благодаря хорошему знанию нескольких языков незаменим в сношениях с иностранцами. По этой причине он стал посредником между французским послом де Шетарди и шведским Нолькеном, которые, по указанию своих правительств, должны были всемерно содействовать свержению Брауншвейгской фамилии и переходу власти к Елизавете Петровне из соображений собственной выгоды Франции и Швеции.
Маркиз де Шетарди прибыл в Петербург в 1739 году, а более-менее сблизился с Елизаветой лишь после падения Бирона, в конце 1740 года, но и тогда вел себя с ней крайне сдержанно и осторожно, так как еще не имел инструкций своего министра иностранных дел. От союзного Франции шведского посла Шетарди узнал, что на организацию заговора Швеция ассигновала сто тысяч червонцев. И хотя солидность суммы говорила и об основательности намерений, и о достаточной прочности задуманного предприятия, но долгое время прошло в колебаниях, проявляемых обоими иностранными заговорщиками.
Так обстояло дело до последней декады ноября 1741 года, когда в действие вступило испытанное средство неожиданных и насильственных «коронных перемен» – петербургская гвардия.
Толчком к совершению государственного переворота послужили два обстоятельства. Во-первых, 23 ноября на куртаге (торжественном приеме), состоявшемся в Зимнем дворце, Анна Леопольдовна сказала Елизавете, что попросит отозвать Шетарди во Францию, а Лестока прикажет арестовать.
Во-вторых, 24 ноября гвардии было приказано выступить в поход к Выборгу, где шли военные действия против шведов. Да и чисто по-человечески можно было вполне понять нежелание гвардейцев уходить в самом начале зимы из теплых петербургских квартир под Выборг. А кроме того, Елизавета и ее сторонники-гвардейцы не без оснований опасались, что если они покорно уйдут из столицы, то заговор, лишенный своей единственной серьезной опоры, будет немедленно разгромлен.
И в этих обстоятельствах решающую роль сыграли не холодность расчета, не полная готовность заговорщиков, а, как это ни парадоксально, трусость Лестока, более всего боявшегося пыточного каземата Петропаловской крепости. Он ежечасно торопил Елизавету и пугал ее тем, что и она разделит его участь и будет не просто насильно пострижена и навечно заточена в монастырь или пожизненно заключена в крепость, но и, возможно, повешена.
Лесток рассказывал, что поздним вечером 24 ноября 1741 года он в последний раз пришел к Елизавете и положил перед нею две игральные карты. На одной из них Лесток нарисовал цесаревну в короне и мантии, на другой – ее же в монашеском клобуке и черной рясе, стоящей под виселицей.
Взглянув на рисунки Лестока, Елизавета решилась. Переворот начался.
Долгий пролог к молниеносному действию
Мы расстались с Елизаветой Петровной после того, как в Москву на коронацию приехала Анна Ивановна, настолько не любившая свою