Наталья Васильевна засмеялась.
– Она всё смеётся! Знаешь, как людей бесит эта твоя привычка? – сказала Маша очень сердито.
– А что ж мне, плакать что ли? – сказала Наталья Васильевна, однако, переставая смеяться. – И ты, Маша, меня боишься?
– Я никаво не боюся, – зло сказала Маша, плюнув под ноги, – и тебе не боюся, но остерегаюся всякава.
И это Маша, с которой они знаются уже без малого полтора десятка лет!
Так что же говорить о других?
Вечером они сидели долго на крыльце. Легли в постель, когда было уже около одиннадцати. Незаметно для себя, Наталья Васильевна задремала – менялась погода. Подбирался циклон, и её клонило ко сну ещё днём.
– Нота, слышишь? – тихо спросила Соника свистящим шёпотом. – Слышишь? Во двор кто-то вошёл. Цепочка на калитке звякнула…
Наталья Васильевна мгновенно проснулась.
– Быстро одевайся! – сказала она.
– Хорошо, я скоро, – ответила Соника и бесшумно выскользнула из постели.
План спасения на такую вот экстремальную ситуацию у них был давно разработан. Ложась спать, они всегда оставляли наготове, рядом с постелью, полный комплект одежды для сырой и прохладной погоды. Тут же стояли наготове сапоги.
Одеться – секундное дело. И вот она уже в сенях, благо, двери в доме нет, только занавеска. Небольшое круглое отверствие-глазок, через которое они обычно продевали веревочку, «замок» от честных людей, было свободно. Через него виднелось ещё не темное небо.
– А мне куда? – шёпотом спросила Соника, стоя на пороге кухни под занавеской.
– Стой пока у окна, на кухне, если что, я подам сигнал рукой. Тогда вылезешь из окна на яблоню.
– Хорошо, – сказала Соника, потуже подвязывая пояс плащика. Наталья Васильевна напрягла слух – было тихо, очень тихо, но в этой густой и вязкой тишине она всё же различала едва слышные, по-кошачьи мягкие шаги.
Кто-то осторожно поднимался на крыльцо.
Этот кто-то был босой.
Она, забыв о страхе, вся обратилась в слух. Вот он уже на крыльце, у самой двери. Отверстие-глазок закрылось – пытаются заглянуть в сени?
Но оттуда, с улицы, вряд ли что видно. Ещё несколько секунд – потом чиркнула спичка, что-то пролилось, запахло соляркой и вспыхнул огонь. Дверь потихоньку начали тянуть на себя, потом осторожно подвигали вверх-вниз, пытаясь сбросить возможный крючок или высвободить задвижку.
Однако дверь, хоть и весьма хлипкая с виду, не открывалась – она была надежно закрыта на засов.
Конечно, её можно было бы открыть снаружи, двинув по ней несколько раз ногой хотя бы, или разбить доски топором, но на это ушло бы время, и, кроме того, в ночной тиши шум от этих действий был бы слышен на другом конце села.
Человек на крыльце работал чисто.
Продолжив манипуляции с дверью и убедившись, что она не поддается, он стал просовывать горящий конец в глазок. Стояла долгое время сушь, и обезвоженное дерево могло вспыхнуть сразу. А дырявая крыша сеней создала бы хорошую тягу. Медлить больше нельзя.
– Так,