– Ну ты и ляпнул! Полотен! Говорю же, самая настоящая мазня: кубики, ромбики, пирамидки, одним словом, груда каких-то незамысловатых фигурок, а в самом центре – отрезанное человеческое ухо!
Сычев вздохнул и тихо продолжил:
– Спустя год после выписки этот самый Шапировский сбежал из страны и уехал во Францию. Там он как-то умудрился организовать выставку своих картин и, вы только представьте себе, получил всемирное признание. Тогда-то этот художник и стал Даниэлем Шапиро.
– И что с ним стало? – поинтересовался Зверев.
– Даня умер в тридцать девятом от инсульта. Его полотна тут же стали уникальными произведениями искусства. Так что картина, украденная у нас, стоит немалых денег.
– Я ведь мужу говорила, дескать, продай ты эти каракули, – заявила Зинаида Павловна. – А он мне: «Нет! Это же классика русского авангарда!» Предлагали же тебе за нее реальные деньги, а ты!..
– А кто хотел купить вашу картину? – поинтересовался Зверев.
– Некий академик Щукин, – ответил Сычев. – Я и его тоже лечил. Только не думаю, что он как-то связан с этим похищением.
– Это почему же?
– Щукин умер в сорок третьем, в блокадном Ленинграде, так что подозревать его я бы вам не советовал.
Зверев кивнул Костину, тот записал фамилию академика в блокнот.
– Щукин действительно был ценителем русского авангарда, поэтому он и предложил мне пятьдесят тысяч за картину Шапиро, когда узнал, что такая у меня имеется, – продолжил Сычев.
– Солидные деньги, – сказал Зверев, хмыкнул и полюбопытствовал: – Жалеете, что не продали?
Сычев лишь развел руками:
– Что сделано, то сделано.
В этот момент в комнату вошел Дима Евсеев, рослый крепыш лет сорока, и протянул руку Звереву.
– Здорово, Павел Васильевич! Ты чего здесь?
– И тебе не хворать! Докладывай, чего нарыл! – пожав оперативнику руку, сказал капитан.
– Соседи ничего не слышали. На крыше мы нашли веревку с узлами, по ней наш воришка в окошко и влез.
– Окно закрыто было, только форточка не заперта.
– Значит, он в форточку влез, а в такое отверстие протиснуться, это надо еще умудриться. Возможно, пацан.
– Или карлик, – добавил Горохов и ухмыльнулся.
– И такое не будем исключать. – Зверев строго посмотрел на Шуру и спросил: – А к чему он веревку крепил?
– За карниз. Узел самый обычный. Отчаянный парень, ничего не скажешь. Ведь мог навернуться. Тут все-таки четвертый этаж.
– А следы на крыше имеются? Почему я кинолога не вижу?
– Следов там полно, но в таком месте ни одна собака ничего не учует. Там все голубиным навозом загажено. – Евсеев поднес руку к носу и понюхал рукав. – Я вот весь провонял, пока по этим крышам лазил. Теперь не меньше куска мыла извести придется, чтобы одежду отстирать.
– Отмоешься, – сказал Зверев и обратился к хозяйке: – А ваша внучка… ей сколько лет?
– Семнадцать. А это вы к чему спросили?
– Да