Ковчег для Кареглазки. Евгений Леонидович Наседкин

и в лесу, где меня не было. Что за фигня? Душа ушла в пятки от коварства ситуации, в которую я угодил. Я был с Мчатряном – не отвертишься. И… я не был в лесу, только вот выглядит так, что я там был.

      – А что в лесу произошло? – мой голос дрожал.

      – Ты нам расскажи.

      Внезапная тахикардия сотрясла тело, я вспотел, а голова закружилась. Меня стошнило рядом с кроватью – при Кареглазке, стыдобище! Экран запищал, фиксируя коллапс организма. Подскочил Ливанов, окинул взглядом датчики и меня.

      – Илья Андреевич, давайте чуть позже? Это же контузия. Того гляди, и криз начнется. Пусть вспомнит, отойдет. Позже, хорошо? – он заглядывал в глаза вояке, пока тот, наконец, не согласился.

      – Лена, пойдем, – полковник взял Кареглазку за руку. – Пусть наш Григорий отдохнет. Мы придем за ответами позже.

      Идеальная девушка посмотрела на меня, на марлевую повязку, закрывавшую половину моего лица, и недовольно прикусила пухлые губы. Развернулась и выскочила из палаты. Господи, какая задница! Остальные поспешили за ней, только на выходе Горин обернулся и сказал, улыбаясь:

      – Память – штука странная. То она есть, то – нет. То же самое с человеком, понимаешь? Ты вспомни, будь добр, нужные нам вещи. Понятно объясняю?

      Я кивнул и улыбнулся в ответ, уже продумывая варианты побега. У полковника были мелкие и редкие, некрасивые зубы, а это мне понравилось – не люблю идеальных мужиков.

      ****

      Пахло антисептиками и фенолом. Даже дышать было тяжко. Постель была мокрой, а тело противно липнуло. Глаза ничего не видели во мраке. Гермес хотел пить и попробовал позвать кого-нибудь, а вместо слов из глотки вырвалось лишь хрипение и бульканье.

      – Тихо-тихо, – послышался голос, – тебе пока нельзя разговаривать. Но все скоро заживет.

      Загорелся тусклый ночник, и он рассмотрел громилу Зенона.

      – Что вы со мной сделали?

      – Увы, парень… это не я придумал, – Зенон избегал встречи взглядов. – Не было другого выхода. Так решили приоры.

      – Это против правил, но ты имеешь право, – продолжил громила и дал ему небольшое зеркало.

      Гермес посмотрел на свое отражение – лицо изменилось, стало округлей. Он отвел зеркало дальше и увидел на шее небольшой шов.

      – Про шрамы не переживай. Эскул говорит, что не останется и следа.

      – Я чувствую… – синдик не мог объяснить, что именно его беспокоило. – Что со мной еще не так?

      – Были сильные повреждения… случилась травматическая кастрация… – Зенон отвел огромные глаза-пуговицы и покраснел. – Буревестнику было видение, что ты должен стать Божьей невестой.

      Зеркало медленно вывалилось из рук Гермеса, а достигнув металлического пола – с грохотом разбилось вдребезги.