– Вот, б…, в кустах чуть-чуть не дожал…, – это день второй.
– Боже, как яйца ломит, б…, – третий вечер…
И, наконец, победная реляция:
– Таких стерв ещё поискать! А то всё целку из себя ломала! Я ей х… в…, а она знаешь чего сказала?
(Мы, естественно, не знали)
– Выше, по животу!!!
Три завтрака, три обеда и три ужина я так и не смог съесть. Подходил к столу, смотрел на удовлетворённую Клавдию Фёдоровну, ненавидящим взором обводил дам в столовой, и меня неудержимо тянуло блевать.
И одна мысль, как победитовое сверло, сверлила и обжигала мозг: «Неужели они все такие?».
Но в ту, вторую, ночь после первого кросса я проснулся в три часа и ощутил, что мне нечем дышать. Тело – в липком поту, гланды сдавили горло, нос как ватой набит. А сердце! Моё сердце! Я на глазок прикинул пульс. И не поверил: в спокойном состоянии, в норме, оно всегда билось ровно 60 раз в минуту. Теперь было 140!
Все суставы и мышцы ломило. Я мог бы, как Абебе Бикила в Мехико, падая на дорогу, воскликнуть: «Ноги мои, ноги!»…
Лоб раскалён. С трудом я сполз с койки и дополз до двери. Сорок минут я добирался до здания «скорой помощи» (мне, атлету, было стыдно беспокоить людей по телефону), где я выяснил, что пульс 146, что температура 39,6, и что у меня осложнение на сердце ревматоидного характера по типу тонзилл-кардиального синдрома. Что положение серьёзное, и что с лёгкой атлетикой мне придётся расстаться навсегда!
Последующие две недели были потрачены на лекарства (на них ушли все деньги), лечение и оздоровительные процедуры. Боль в суставах улеглась только через полгода. Воспалённые, они не позволяли ни ходить, ни сидеть, ни писать. Вечерами я ползал вдоль каменного бортика и смотрел на море. Мне были запрещены купания, загары и все те маленькие удовольствия, которые ассоциируются у жителей державы со словом «юг».
Единственным развлечением, посильным мне в этот период, было домино. Целыми днями я зубрил Багирова и играл со старичками у входа в пансионат. Соседок за столом для меня не существовало. Однажды моя соседка по столу подошла к нам, доминошникам, в сопровождении какой-то девушки неописуемой красоты. Дело было перед ужином. Я как раз вылетел, неудачно пытаясь закончить игру знаменитым пусто-пусто. На душе было и пусто-пусто и темно. Однако вид прекрасной незнакомки и отсутствие хоть какой-нибудь приличной цели в жизни повлекли меня к первому в моей жизни пикантному знакомству.
Я решил представиться и вскоре уже мы сидели втроём на скамеечке между виноградником, ведущим в столовую и пансионатом (до этой скамеечки я Любу и детей так и не довёл!) и оживлённо беседовали. Девушку звали Галей. Мою соседку по столу – Ниной, меня (как и оказалось впоследствии) – Лёшей. Это была самая первая в моей жизни беседа с девушками вообще, и с Ниной – в частности.
Речь зашла о евстахиевой трубе и её роли в организме. Я развил красивую теорию. Галя веселилась. Потом мы остались с Ниной за столом вдвоём и она заявила:
– Дурак!