– Семён, вставай, – я больше не мог без смеха смотреть на товарища, да и следовало поспешать.
За последние две недели это были первые сутки, которые мы не виделись с Виктором. Поэтому, встретившись на молитве, обрадовались.
– К тебе подселили? – вместо приветствия поинтересовался Виктор.
– Привет. Да.
– И как? Привет.
– Верзилу Семёна, помнишь? Ну, Семён?
– А, того! Одного? Повезло. И как?
– Слава Богу! Вроде ничего.
– Ко мне двоих. Хорошо, что у меня много вещей, и шкафчик забит под потолок. Так эти двое поделили один шкафчик. А где ты был вечером?
– Закрылись в комнате, чтобы третьего не подселили.
– Так ты слышал, когда я приходил?
Я кивнул товарищу, приложив палец к губам. Наше бубнение начало привлекать внимание чтеца, и он пару раз уже посмотрел грозно в нашу сторону. Главное, мне не хотелось объясняться, почему я не открыл дверь, и не хотелось больше рассказывать о соседе.
После молитвы все семинаристы возвращались в спальный корпус. В воротах семинарии с журналом в руках нас встречал инспектор. Он, ни на кого не глядя, что-то заносил в журнал. Со стороны отец Лаврентий смотрелся как обычный преподаватель, который шел себе, шел и тут вспомнил, что забыл что-то записать. Такое возможно, но это стоял инспектор семинарии и проходящие мимо воспитанники понимали – никуда он не шел и не просто так что-то записывал. Семинаристы в основном проходили мимо инспектора, затаив дыхание. Находились и такие, которые старались пройти, чтобы хоть как-то коснуться брата Лаврентия, а прикоснувшись, заискивающе извинялись с льстивыми улыбками. И всё это только для того, чтобы их отметили. Кто-то отважился приложиться к руке инспектора, но взять руку смелости не хватало, так и целовали – прямо в пишущую кисть. Цапля брезгливо одёргивался, раздувал ноздри, но занятия своего не прерывал. Тех, кто здоровался, инспектор приветствовал, не поднимая головы. Кому кивал, а кого-то оставлял и без такого внимания, тем самым воздействуя на льстеца убийственно.
– Вы! – неожиданно выкрикнул инспектор, когда мы с Виктором проходили мимо. – Подойдите!
– Я?! – в один голос отозвались мы и остановились в недоумении, кого имел в виду брат Лаврентий. Как загипнотизированный, Виктор двинулся к инспектору и едва живым голосом, заикаясь, переспросил:
– Я?
Цапля промолчал, а я постарался быстренько улизнуть. Уже входя в корпус, я обернулся, чтобы удостовериться, правильно ли поступил. Виктор с инспектором мирно разговаривали. «Значит, его звали! Интересно, что он от Витьки хочет? – промелькнула у меня тревожная мысль, но, отметив, как спокойно они беседуют, я успокоился: – Та, ничего страшного. Ещё ничего не успели сделать. Потом узнаю, чего хотел инспектор».
Дверь нашей комнаты была распахнута настежь, постель соседа еще разобрана, а самого его не было. После улицы в нос ударил застоявшийся воздух. Я тоскливо обвёл комнату взглядом и ещё тоскливее посмотрел