Теперь очередь удивляться пришла Жабычу.
«Это еще почему?»
«Мы с ним ДРУГИ!»
«ДРУГИ?»
Мое признание Жабыча сразило.
«Что еще за ДРУГИ?»
Растерянность Жабыча позабавила меня.
«ДРУГИ, – уверенным голосом чеканил я, – это, как море без воды, ночное небо без звезд и луны, сердце без человека. ДРУГИ, когда я не могу без Матиаса, а он без меня».
«Когда вы стали ДРУГАМИ?»
В голосе Жабыча еще тлела надежда, что все, что я говорю, неправда.
«Мы с первого дня ими были».
«Такого быть не может».
Я даже испугался, потому что это был вопль беспредельного отчаяния, будто Жабычу сказали, что у меня появился еще один Жабыч.
Мы с Матиасом стали ДРУГАМИ после одного случая. Неловко говорить, но я пѝсался в постель. Нет, не специально. Просыпался – и я мокрый. Повторялось это по два – три раза в неделю. Я всегда из – за этого нервничал, плакал. Бабушка успокаивала, говорила, что чуть подрасту и это пройдет, но не проходило. Мама водила меня к врачам. Они также успокаивали, выписывали таблетки, но я продолжал пѝсаться. Я стал бояться засыпать, особенно во время тихого часа в детском саду. Писаться дома – это дома, где все родные и понимали: я не виноват. В садике – нянечки ворчали, когда меняли постель, и другие дети видели и знали – я писаюсь. Когда просыпался после тихого часа и понимал, что авария случилась, мечтал провалиться сквозь землю. Какое ужасное ощущение, когда на тебя все смотрят. Однажды воспитательница от отчаяния, наверное, воскликнула:
– Тобиас, ты же уже не маленький!
Вся группа рассмеялась. В ушах долго звучало: «Тобиас писается. Тобиас писается…» Это было невыносимо. От стыда хотелось сгореть.
Дома я заявил, что больше в садик никогда не пойду. Это вызвало переполох. Проблема, что домашние все работают, даже бабушка. Правда, полдня. Брать меня в ветлечебницу также не выход, и, к тому же, мама считала, что садик меня развивает.
Я пробовал в тихий час не спать. Иногда мне это удавалось, но, когда я засыпал, все было по – старому. Отчаянию моему не было предела. Однажды я спрятался в каком – то чулане, дал себе слово никогда из него не выходить. Меня нашел Матиас. Он сел возле меня. Какое – то время молчал. Потом взял за руку и сказал:
– Пойдем, тебя бабушка ждет. Она волнуется.
– Никуда не пойду, – глотая слезы, выдавил я из себя.
Матиас взял и заботливо, как бабушка, погладил меня по голове.
– Зяба, я также писаюсь.
– Ты? – не поверил я.
– Мама говорит – это болезнь. Она называется энурез. Она, правда, пройдет.
Слова Матиаса были такими убедительными, что я ему поверил. Он привел меня к бабушке, которая не находила себе места. Никто не знал, где я был.
– Зяба больше не будет стесняться своей болезни, правда, Зяба? – Матиас так это проникновенно сказал, что я кивнул в знак согласия.
– Я больше не стесняюсь того, что писаюсь, – уверенно произнес я.
Бабушка обнимала нас с Матиасом