– Но вы же ничего не знаете, дядя! – в отчаянии крикнула племянница. – Это всё не так, как вы думаете!
– Не так?! Мамочка, вы слышите, что она лепечет? Я не желаю слушать твою ложь, с меня довольно! Я предупреждал, что не позволю бросить ни единого пятна на свою репутацию из-за уличной девки! Убирайся из моего дома, немедленно… Да, убирайся вон, чтобы я никогда более, никогда о тебе не слышал! По твоей милости мне всю оставшуюся жизнь придётся краснеть перед жильцами и господином Бурдалу. Теперь любой лакей или конюх вправе посмеяться надо мной!
Лицо Дембеле было багровым, щёки тряслись от гнева, казалось, что сейчас он запросто накинется на девушку с кулаками. Анна попятилась, умоляюще глядя на тётку. Но та осуждающе поджала губы и вздёрнула голову.
– Ты растоптала нашу жизнь, несчастная, – бросила она. – Бедный папочка, его несомненно хватит удар. – При этих словах она уткнулась в платочек и слезливо загнусавила: – Вот какую благодарность мы получили за свою доброту. О, Боже, я, должно быть, не переживу позора… Воды… воды… я умираю… – Огюстина обмякла в кресле и закатила глаза.
Тома несколько секунд молча смотрел на жену и затем крикнул:
– Марион, бегите за доктором, скорее. – И, вновь бросив взгляд на племянницу, скривив губы, язвительно произнёс: – Я же сказал, убирайся вон, и запомни, когда твой ухажёр даст тебе пинка под зад, не вздумай просить у меня помощи.
Анна внезапно выпрямилась, глаза её сверкнули мрачным огнём.
– Конечно, я уйду из вашего паршивого дома, в котором только и можно что выть от тоски. И могу поклясться, что не переступлю его порога, даже если вы будете умолять меня об этом. – Она пулей вылетела из гостиной и так хлопнула дверью, что укрывшаяся в тени портьеры служанка испуганно перекрестилась.
Кипя от злости и возмущения, девушка направилась на бульвар Шуазель и, войдя в квартиру, бросилась на кровать, сжимая ладонями голову. Всё тело её тряслось, виски немилосердно ныли. Анна припомнила, что в бутылке осталось немного вина, и выпила его прямо из горлышка. Вот проклятые зануды! Как они посмели назвать её гулящей, а Марка хлыщом? Тоже мне завидная потеря – жалкая привратницкая! Анна наконец разделась и забралась в кровать, укутавшись одеялом до самого носа. Мягкий свет луны заливал спальню, выпитое вино дарило приятную слабость. И сквозь дрёму она подумала, что не будь у неё места где можно переночевать, она вряд ли решилась бы так спокойно уйти и, скорее всего, стала бы униженно просить прощения в страхе оказаться на улице. Ну и дураки же Дембеле. Вообразили, что племянница окажется под мостом. Как бы не так. Впереди её ждёт прекрасная жизнь, наполненная любовью и радостью, такая, что не могла присниться родне даже во снах.
Молодой