– Он кто, турок? – поинтересовался Туровер, когда все мыли руки в расположенном за одной из дверей, сияющем бронзой и кафелем, умывальнике.
– Ну да, месхетинский, – утвердительно сказал Алька. – В прошлом мичман, служил коком у отца в штабе. Ну а теперь тут заворачивает. В качестве метрдотеля.
– Не хило, как я погляжу, вы все устроились, – нажал клавишу рукосушилки Майский. – Помирать не надо!
– Окстись Саня, типун тебе на язык, – дурашливо перекрестился Львов.
Когда они вернулись, двое, в белоснежных куртках официантов, завершали парад блюд, и по знаку Марата удалились.
– Прошу к столу, садитесь жрать, пожалуйста, – произнес Алька фразу из известного кинофильма и, весело смеясь, все расселись по диванам.
– Как, мичман, примешь с нами грамульку? – кивнул метрдотелю Алька на запотевший графинчик с водкой.
– Нет, – вздохнул тот, – на службе не положено. – Если я понадоблюсь, вон звонок – и кивнул на медную кнопку у крайнего дивана.
– Итак, приступим! – потянулся за графинчиком Львов, и он пошел по кругу.
– За встречу! – обождав, пока все нальют, встал он, и пять рюмок отзывались хрустальным звоном.
Несколько минут слышалось дружное звяканье ложек о фаянс тарелок, потом выпили вторую, «за тех, кто в море» и отдали дань сочным, на косточках котлетам, с румяно поджаренным картофелем – фри.
– Ну, а теперь рассказывайте, какие планы на будущее, – откинувшись на спинку дивана, извлек Львов из пачки тонкую сигарету и щелкнул зипповской* зажигалкой.
– Да какие, – с наслаждением вытянул фужер боржома Майский, – я остаюсь тут, у меня на Невском комната в коммуналке. Виктор едет к себе в Донбасс, копать уголь, а ребята, – кивает на минера с химиком, возрождать незалежну Украину.
– М-да, кисло все очень, – ткнул сигарету в пепельницу Львов. – А ну-ка, старшой, – подмигнул Нечаеву, – плесни еще всем по лампадке. Для поднятия, так сказать, тонуса.
В дело пустили второй графинчик и все выпили под блины с икрой.
– Ну а как у тебя дела, Альберт? – промокнул губы салфеткой Туровер.
– Да как Сашка сказал, умирать не надо, – криво усмехнулся Львов. – Я в Смольном, в аппарате мэра, толкаем «за бугор» остатки ЛенВМБ*, у папаши солидный бизнес, ему, кстати, принадлежит эта шаланда, так что вобщем в шоколаде.
– Ну и чего кривишься? Я ж вижу, – дунул в беломорину Туровер.
– На душе погано ребята.– Отдал флоту лучшие годы жизни, а теперь помогаю его растаскивать. Вы бы видели, какие особняки и яхты у питерских «слуг народа».
– Ладно, не надо о душе, – вскинул на него глаза Майский. – А то я заплачу.
– Да, Альберт, душа сейчас понятие относительное, – чиркнул спичкой Туровер. – Не забирай в голову.
– Хорошо, не буду, а теперь поговорим о вас. У меня имеется дельное предложение.
– В смысле? – высоко вскинул левую бровь Туровер.
– Как вы смотрите