Тонкие нити кровохлебки черной. И пучки травы, перевязанные лентами. Та же вечерница. Анемоны бледные. Лютик ядовитый и луковичный. Вех… пометка, что полуночный. А на пучке рядом знакомый знак полнолуния.
Корни. И клубни. Листья. Побеги. Полупрозрачные склянки. Сухие лепестки в коробках из-под монпансье. И даже куски коры.
– Осторожно, – предупредила Анна. – То, что в красных коробках, лучше голыми руками не трогать.
Глеб и не стал. Он обвел сокровищницу – и ведь никакой защиты, помимо щеколды! – взглядом. А потом сказал:
– Знаете, у меня к вам деловое предложение… вы бы не хотели поработать в школе?
Глава 8
Анна моргнула. Он серьезно?
Нет, ей, безусловно, приятно, что ее кладовую оценили, хотя бы потому, что муж полагал все это дело баловством. Да и не он один – положа руку на сердце, никто-то не относился к увлечению Анны как к чему-то серьезному, стоящему внимания и усилий.
Цветочки? Травки? Пускай, чем бы женщина ни занималась, лишь бы в мужские дела не лезла. Нет, тогда Анна услышала то, что не предназначалось для ее ушей, и все одно было больно. Обидно.
И обида, как оказывается, никуда не делась. А может, ей просто хотелось одобрения?
– Конечно, школы пока нет, но к сентябрю появится, – меж тем продолжил Глеб. – Мы уже занялись реконструкцией. Учеников немного, но, надеюсь, со временем станет больше.
Глеб крутил в руках коробку с клубнями веретеницы, будто не находил в себе сил расстаться с ними. Впрочем, пусть забирает. Все одно через месяц надо нынешнюю популяцию рассаживать, а разрастаться ей некуда, вот и придется часть клубней убрать на хранение.
– Мальчики, сами понимаете, специфические. Но обидеть вас мы не позволим.
– Вы уверены?
В школу? И ладно бы обыкновенную, но для магов… и лестно, и все же вряд ли у Анны получится.
– Я не уверена… я ведь… у меня и диплома-то нет.
Глеб, кажется, удивился. И коробку с явным сожалением на полку вернул.
– Почему нет?
– Есть, но с курсов… два года… в основном нас учили правильно сочетать букеты и погружать цветы в сон, чтобы стояли дольше. А с университетом как-то не срослось.
Сперва денег не хватало, потому что дар у Анны слишком слабый, чтобы рассчитывать на стипендию, да и учеба Никанора забирала все его время. Кто тогда работать будет?
Потом же, когда деньги появились… то зачем? И разве охота ей, взрослой состоявшейся женщине, садиться за парту? Тем паче что с состоянием дар не усилился, работать… к чему работать, когда и так неплохо?
– То есть, – Глеб очертил полукруг, – все это вы сами?
– Мне было интересно.
Все началось с той самой оранжереи, которая, следовало признать, была убежищем. Тихим местом, в котором Анне не нужно было притворяться женой того самого Лазовицкого. От нее никто не требовал блистать или хотя бы соответствовать.
Зато были первые орхидеи, купленные мужем