Там (где же еще?) находится главный офис компании. Нельзя же его поместить в каком-нибудь Жигулевске. Надо именно в столице (смотри выше про барина – начальника гаража)! Эта компания, офис которой в столице, и владеет нашим заводом по выпуску одного сверхсекретного дерьма, название которого я лучше не буду говорить от греха подальше: секретность же с ума сойти какая. Да и неважно это. Какая разница, что производишь: пластмассу, чугун, удобрение на основе коровьего говна или тротил. Суть одна.
Короче, у нашей компании есть несколько заводов по производству «этого самого». Другие несколько компаний владеют еще некоторыми такими же заводами. А все это вместе образует рынок. Понятно? Рынок из трех контор, по сути. Да и не из трех даже. В конечном счете все или почти все эти компании, так или иначе, принадлежат одному и тому же – государству. Вот такой рынок. Нет его! А все, что кроме этих, – так, мелкота, которая дожирает объедки за монополиями. А заодно и друг друга жрут. Вот здесь и есть настоящий рынок! Грязный, мерзкий и нищий, как в девяностые: ходишь по щиколотку в отвратительной жиже и ищешь, у кого молоко в трехлитровой банке дешевле. Рубль выторговал – раз в месяц купил ребенку жвачку, чтоб заткнулся на ближайшие четыре недели.
При этом сплошь и рядом на модных курсах каждого хоть сколько-нибудь высоко забравшегося менеджера научат, как надо вести себя в условиях рынка, приводят примеры того, как разные мировые компании поступали в той или иной ситуации. Отлично! Только не работает это здесь. Не так все работает. Тут все просто: устроился в монополию, забрался высоко и осваивай бюджет, а на тех, кто внизу – плевать, пусть сдохнут или друг друга сожрут… а потом сдохнут все равно. Сидишь себе наверху в боярской шубе и к челяди не спускаешься, чтобы подол не испачкать. Вот – идеал, один и единственно правильный. К нему и стремится тот, кто поумнее. Остальное – чушь собачья да сказки для малолетних дурачков-романтиков. «Забота у нас простая, забота наша такая…»1 Да бог с ними. Лечу в столицу.
В самолете лица, все схожие по настроению и уровню злости, который еще чуть-чуть, и дойдет до отсечки. Как будто их только и делают, что лупят палками по хребтам. Глупцы, не знают своего счастья. Я тоже своего не знаю. Я с ними. С того самого времени, как сидел так, смотрел на жирафиков, слушал вопли других детей и думал, что я следующий. Все там сидели. А теперь все – с прокисшими рожами в этом самолете. Стюардессы только улыбаются своими вынужденными улыбками, отчего, впрочем, они и авиакомпания только выигрывают. Одна из них, особенно привлекательная, напоминает мою знакомую, только от вида которой я прихожу в возбуждение. У меня с ней ничего не было. А не мешало бы разок-другой переспать… Вернусь – посмотрим.
Рядом сидит иностранец. Этих сразу видно. Джинсы, красная кофта, здоровые ботинки, фотоаппарат «Никон» на широком ремешке с узорами под хохлому или что-то вроде того. Возраст – не меньше сорока. Лысый. Улыбается. Один среди двухсот одуревших от угрюмости рож улыбается. Так и хочется втащить ему веслом по затылку, а если еще раз улыбнется – выкинуть за борт. (Шучу, конечно.) От него веет простотой, беспечностью